Я шевельнул пальцами у него под мышками, чтобы освежить его
память, и услышал ответный вопль.
– Крашу коридор! Господи, разве ты сам не видишь?!
Я отлично видел и, даже если бы был слепым, почувствовал по
запаху. Меня раздражало то, что говорили мне оба органа чувств. Коридор не
следовало красить, особенно в этот сверкающий, отражающий свет белый цвет.
Коридор должен быть мрачным и темным, он должен пахнуть пылью и старыми
воспоминаниями. То, что началось с непривычной тишины в квартире Деммиков,
становилось все хуже и хуже. Я был страшно рассержен, как убедился в этом
несчастный маляр. Но в то же время я был испуган, хотя это чувство удается хорошо
скрывать, когда зарабатываешь на жизнь с пистолетом в кобуре.
– Кто послал вас сюда?
– Наш босс, – ответил маляр, глядя так, словно у меня
поехала крыша. – Мы работаем в фирме «Чаллискастэм пейнтерс» на улице Ван-Несс.
Хозяин фирмы Хэп Корриган. Если вы хотите выяснить, кто нанял нашу компанию,
то…
– Нас нанял владелец, – тихо произнес второй маляр, –
Владелец здания. Его зовут Самюэль Ландри.
Я покопался в памяти, пытаясь совместить имя Самюэля Ландри
с тем, что мне было известно о Фулуайлдер-билдинге, и потерпел неудачу. Более
того, я не мог связать имя Самюэля Ландри с чем бы то ни было.., и все-таки оно
звенело у меня в голове, словно церковный колокол, который слышишь за несколько
миль туманным утром.
– Врешь, – сказал я, но без особой уверенности. Мне просто
нужно было что-то сказать.
– Позвоните боссу, – предложил второй маляр. Внешность
бывает обманчива; судя по всему, он был умнее своего напарника. Он сунул руку
внутрь грязного, запятнанного комбинезона и достал маленькую карточку.
Внезапно почувствовав усталость, я отмахнулся.
– Боже милосердный, и кому только пришло в голову красить
этот коридор?
Не то чтобы я спрашивал маляров, но тот из них, что протянул
мне карточку с телефоном, все-таки ответил:
– Видите ли, коридор станет более светлым, – и осторожно
добавил: – Вы ведь не будете отрицать?
– Сынок, – я сделал шаг к нему, – у твоей матери были живые
нормальные дети или только выкидыши вроде тебя?
– Эй, спокойно, спокойно, – ответил он, отступая назад. Я
увидел, что он смотрит на мои сжатые кулаки, и заставил их разжаться. На его
лице не отрешилось явного облегчения, и, говоря по правде, я не стал бы
обвинять его. – Тебе это не нравится – я отлично тебя понимаю. Но мне
приходится делать то, что приказывает босс, верно? Я хочу сказать, черт побери,
мы ведь живем в Америке.
Он взглянул на своего напарника, потом посмотрел на меня.
Что-то промелькнуло у него в глазах, но при моей профессии я видел подобные
взгляды много раз и всегда разгадывал их. Он хотел им сказать своему напарнику:
не связывайся с этим типом. Не заводи его, он настоящий динамит.
– Я хочу сказать, ведь у меня жена и маленький ребенок,
которых надо кормить, – продолжал он. – А ведь сейчас кризис, понимаешь?
Меня охватило замешательство, погасившее мою ярость подобно
тому, как ливень гасит начавшую гореть сухую траву. Неужели в Америке кризис?
Неужели?
– Я знаю, – кивнул я, не зная об этом ничего. – Давай
забудем то, что произошло, ладно?
– Конечно, – с готовностью согласились маляры. Их голоса
звучали, будто полуквартет парикмахеров. Тот, которого я по ошибке счел более
или менее умным, глубоко засунул свою левую руку под правую подмышку, стараясь
успокоить разбушевавшийся там нерв. Я мог бы сказать ему, что это растянется не
меньше чем на час, а может быть, и дольше, но больше говорить с малярами мне не
хотелось. Мне не хотелось ни говорить с кем-либо, ни видеть кого-то – даже
обольстительную Кэнди Кейн, чьи призывные взгляды и округлые формы, какие
встречаются лишь в субтропиках, не раз ставили на колени даже отчаянных уличных
хулиганов. Единственное, чего мне хотелось, так это пройти через приемную и
скрыться во внутреннем кабинете. Там у меня в нижнем левом ящике стола была
спрятана бутылка хлебной водки, а это было именно то, в чем я сейчас больше
всего нуждался.
Я пошел по коридору по направлению к двери с матовым
стеклом, на котором виднелась надпись: «КЛАЙД АМНИ. ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ», с трудом
удержавшись от вновь возникшего желания проверить, сумею ли я пнуть с полулета банку
устрично-белой краски, да так, чтобы она вылетела в окно в конце коридора на
пожарную лестницу. Я уже взялся за ручку двери, ведущей в мой офис, как мне в
голову пришла новая мысль, и я повернулся к малярам.., но очень медленно, чтобы
они не подумали, будто у меня опять наступил припадок. Кроме того, меня не
покидало подозрение, что если я повернусь слишком быстро, то увижу, как они
усмехаются, глядя друг на друга и крутя пальцем у виска – красноречивый жест,
которому все мы научились на школьном дворе.
Они не крутили указательным пальцем у виска, но и глаз с
меня не спускали. Тот из них, которого я сначала ошибочно счел поумнее, явно
прикидывал расстояние до двери с надписью «Запасной выход». Внезапно мне.
Захотелось сказать им, что я совсем не такой уж плохой
парень, когда познакомишься со мной поближе, что несколько клиентов и по
крайней мере одна бывшая жена считают меня чем-то вроде героя. Но такое вряд ли
стоит говорить о себе, особенно обращаясь к парням, зарабатывающим на жизнь
руками, а не мозгами.
– Успокойтесь, ребята, – произнес я. – Никто не собирается
набрасываться на вас. Я просто хочу задать один вопрос.
Они успокоились, хотя и едва заметно.
– Спрашивай, – спросил маляр номер два.
– Кто-нибудь из вас ставил на числа в Тихуане?
– La loteria? – спросил первый маляр.
– Твое знание испанского потрясает меня. Да. La loteria.
Первый маляр отрицательно покачал головой.
– Мексиканские лотереи, как и мексиканские публичные дома, –
это только для молокососов. Я хотел спросить, как они думают: почему я задал
этот вопрос именно им – но сдержался.
– К тому же, – продолжал он, – там нельзя выиграть больше
десяти или двенадцати тысяч песо. Тоже мне выигрыш! Сколько это настоящими
деньгами? Пятьдесят баксов?.Восемьдесят?
«Мама выиграла в лотерее в Тихуане», – сказал Пиория, и даже
тогда я сразу понял, что здесь что-то не так. Сорок тысяч доллара… Дядя Фред
поехал туда и привез наличные вчера вечером. Он привез деньги в седельных
мешках своего «винни»!
– Да, – согласился я, – что-то вроде того, пожалуй. И они
всегда расплачиваются именно так, в песо?
Он снова посмотрел тем же взглядом, словно считал меня
сумасшедшим, затем вспомнил, что у меня действительно поехала крыша, и поспешно
изменил выражение лица.
