– Да, конечно. Понимаешь, ведь это мексиканская лотерея. Они
не могут выплачивать выигрыши в долларах.
– Ты совершенно прав, – кивнул я и мысленным взором увидел
Пиорию, его худое сияющее лицо и услышал его слова: «Я разбросал их по маминой
кровати и катался по ним! Сорок тысяч зеленых баксов!» Но как слепой мальчик
может быть уверен в точном количестве денег.., или даже в том, что он катается
по купюрам? Ответ очень прост: не может. Однако даже слепой продавец газет не
может не знать, что la loteria расплачивается не долларами, а песо, и даже
слепой продавец газет знает, что нельзя увезти мексиканский салат на сумму в
сорок тысяч долларов США в седельных мешках мотоцикла «винсент». Для этого его
дяде понадобится самосвал из гаража Лос-Анджелеса.
Неразбериха и замешательство – ничего, кроме темных облаков
неразберихи.
– Спасибо, – сказал я и направился в свой офис.
Я не сомневался, что мой уход стал облегчением для всех
троих.
Последний клиент Амни
– Кэнди, крошка, я не хочу никого принимать или
разговаривать с кем-либо по теле… Я замолчал. Приемная была пуста. Письменный
стол Кэнди в углу комнаты был необычно чистым. Через мгновение я понял почему:
поднос, где раньше лежали «входящие» и «исходящие», был брошен в мусорную
корзину, а фотографии Эррола Флинпа и Уильяма Пауэлла исчезли. Маленький стул
для стенографистки, сидя на котором Кэнди показывала свои прелестные.
Ножки, был пуст.
Мои глаза вернулись к подносу для «входящих» и «исходящих»,
торчащему из мусорной корзины подобно носу тонущего корабля, и на мгновение мое
сердце дрогнуло. Может быть, кто-то ворвался в мой офис, обыскал его, похитил
Кэнди? Иными словами, может быть, предстоит расследование? В этот момент я с
радостью взялся бы за расследование, даже если это означало, что какой-то
бандит связывает Кэнди и в эту самую минуту.., с особой нежностью натягивает
веревку на ее твердые выпуклые груди. Меня устраивал любой путь – лишь бы
выбраться из этой паутины.
Дело, однако, было в другом – никто не обыскивал комнату.
Поднос с отделениями для «входящих» и «исходящих» документов лежал в корзине
для мусора, это верно, но не было видно никаких следов борьбы; более того,
походило на то, что… На столе, в самой его середине, лежал всего лишь один
предмет – белый конверт. С первого взгляда меня охватило чувство, что и тут
меня ждут новые неприятности. Тем не менее я подошел к столу и взял конверт. На
нем с характерными для почерка Кэнди петлями и завитками было написано мое имя,
в этом не было ничего удивительного – еще одна неприятная часть этого длинного
неприятного утра.
Я разорвал конверт, и листок бумаги выпал мне в руки.
"Дорогой Клайд!
Мне смертельно надоело терпеть, как ты лапаешь меня и
насмешливо улыбаешься. Я также устала от твоих нелепых и ребяческих шуток по
поводу моего имени. Жизнь слишком коротка, и стоит ли тратить ее на то, чтобы
тебя лапал пожилой детектив, от которого ушли две жены и у которого плохо
пахнет изо рта. Ты не лишен достоинств, Клайд, но они начинают меркнуть перед
недостатками, особенно с тех пор, как ты начал постоянно пить.
Сделай себе одолжение и повзрослей наконец.
Твоя Арлин Кейн.
Я возвращаюсь к своей матери в Лидахо. Не пытайся найти
меня."
Я держал письмо еще несколько мгновений, не веря своим
глазам, затем бросил его. Одна фраза раз за разом повторялась в моем мозгу,
пока я следил за листком, который, порхая, лениво опускался в мусорную корзину:
«Я устала от твоих нелепых и ребяческих шуток по поводу моего имени». Но разве
я когда-нибудь знал, что у нее другое имя, а не Кэнди Кейн? Я напряг свою
память, не сводя взгляда с письма, продолжающего свой порхающий, ленивый – и
словно бесконечный – полет, и получил ответ, честный и ясный – нет. Ее имя
всегда было Кэнди Кейн, мы столько раз шутили по этому поводу, а если мы и
крутили шутливый служебный роман с объятиями и поцелуями, что из того? Она
всегда получала от этого удовольствие. Мы оба радовались и смеялись.
Действительно ли она получала удовольствие от вашего
служебного романа? – спросил меня внутренний голос. Или это была еще одни
маленькая сказка из числа тех, которые ты рассказывал себе все эти годы?
Я попытался заставить умолкнуть этот голос, и через
несколько мгновений мне это удалось, однако другой, пришедший ему на смену, был
еще хуже. Этот голос принадлежал не кому иному, как Пиории Смиту. «Теперь я
могу себе позволить не изображать всякий раз, что попал в рай, когда
какой-нибудь щедрый покупатель оставляет мне пять центов чаевых». Вы понимаете
эту новость, мистер Амни?
– Заткнись, малыш, – сказал я, обращаясь к пустой комнате. –
На роль Габриэлля Хиттера ты не годишься. – Я отвернулся от стола Кэнди, и
перед моим мысленным взором, словно какой-то марширующий оркестр из ада, прошла
вереница лиц: Джордж и Глория Деммик, Пиория Смит, Билл Таггл, Верной Клейн,
блондинка на миллион долларов с дешевым именем Арлин Кейн.., даже два маляра
шествовали в этой процессии.
Путаница, путаница, ничего, кроме путаницы.
Опустив голову и шаркая ногами, я вошел в свой кабинет,
закрыл за собой дверь и сел за стол. Смутно, сквозь закрытое окно, я слышал
звуки транспорта на бульваре Сансет. Тут мне пришла в голову мысль: для
некоторых прохожих там все еще было весеннее утро, настолько идеально лос-анжелесское,
что где-то можно было найти такой маленький регистрационный знак,
свидетельствующий, что оно может принадлежать только главному городу
Калифорнии. Однако для меня все вокруг стало тусклым.., внутри и снаружи. Я
внезапно вспомнил о бутылке в нижнем ящике стола, но даже наклоняться за ней
показалось мне слишком трудным. Я почему-то решил, что потребуется усилие,
подобное тому, какое понадобилось бы, чтобы в теннисных тапочках взобраться на
Эверест.
Запах свежей краски проникал в офис. Вообще-то мне он
нравился, только не в данный момент. Сейчас этот запах ассоциировался со всем,
что пошло не так, как следовало, начиная с Деммиков, которые вернулись в свое
голливудское бунгало, не перебрасываясь шутками, словно резиновыми шарами,
включив проигрыватель на полную мощность и вызывая истерику у своего Бастера
бесконечными объятиями и поцелуями. Тут мне пришло в голову с идеальной
ясностью и простотой – мне казалось, что истинная правда именно так и приходит
в людские головы, – возьмись какой-нибудь врач вырезать рак, убивающий лифтера
Фулуайлдер-билдинга, и все станет на свое место, засияет белизной.
Устрично-белой краской, которой красили маляры коридор.
Эта мысль оказалась настолько утомительной, что я опустил
голову, прижал ладони к вискам, удерживая ее на месте.., или, может быть,
просто стараясь, чтобы то, что находилось внутри, не вырвалось наружу и не
испортило краску на стенах офиса. Так что, когда дверь неслышно открылась и
кто-то вошел в комнату, я не поднял головы. Мне казалось, что для этого
потребуется усилие, на которое в этот момент я не был способен.
