– Если бы он сел здесь, ему пришлось бы туго, – сказал Дизу
контролер из Бейшора по телефону, однако Диз все равно удивился. Да. Тут было
чему удивиться.
Ночной Летун сел в Даффри в 11.27 вечера, и «Дуайт ренфилд»
не только расписался в журнале Сарчей, но и принял приглашение Рея Сарча зайти
в трейлер, впить пивка и посмотреть повторный показ «Порохового дыма» по каналу
«Таргет нетворк». Все это Эллен Сарч на следующий день рассказывала
парикмахерше в Даффри. Эта женщин, Селайда Маккаммон, представилась Дизу как
одна из ближайших подруг Эллен Сарч.
Когда Диз спросил, как выглядела Эллен, Селайда помолчала, а
потом ответила:
– Какой-то задумчивой, как влюбленная школьница, хотя ей
было уже под семьдесят. Она была такая румяная, что я решила, что она
накрасилась, пока не стала делать ей перманент, тогда я увидела, что она
просто… понимаете… – Селайда Маккаммон пожала плечами. Она знала, что хочет
сказать, но не могла подобрать нужного слова.
– Возбуждена, – подсказал Диз: и Селайда Маккаммон
рассмеялась и захлопала в ладоши.
– Возбуждена! точно! Вы действительно писатель!
– Да какой из меня писатель, – Диз выдавил из себя улыбку,
как он предполагал, доброжелательную и теплую. Такое выражение он когда-то
практиковал очень часто и по-прежнему регулярно репетировал перед зеркалом в
ванной нью-йоркской квартиры, которую считал своим домом, и в ванных мотелей,
которые на самом деле были его домом. Ребенком он полагал, что таких эмоций в
действительности не существует – это просто маскарад, общественная условность.
Позднее он понял, что ошибается; на самом деле то, что он принимал за эмоции в
духе «Ридерз дайджест», присуще большинству людей. Может быть, даже любовь,
Большой Наперченный Пирог, и та бывает. То, что он сам не способен испытывать
такие эмоции, безусловно, недостаток, но отнюдь на конец света. Бывают же люди,
которые болеют раком, СПИДом или утратой памяти. С этой точки зрения быстро
понимаешь, что отсутствие способности к сопереживанию – лишь мелочи жизни.
Важно то, что, если ты можешь в нужных случаях растягивать соответствующим
образом мышцы лица это срабатывает. Не больно и не затруднительно; если ты не
забываешь застегнуть ширинку, выходя из туалета, то не забудешь и тепло
улыбнуться, когда от тебя этого ждут. А лучшее в мире оружие для интервью, как
он понял спустя много лет, – улыбка понимания. Изредка внутренний голос
спрашивал Диза: как он сам смотрит на вещи, но Диз не желал иметь собственный
взгляд. Он хотел только писать и фотографировать. Лучше у него получалось
писать, и он это прекрасно знал, но все равно больше любил фотографировать. Он
любил гладить руками снимки. Чтобы видеть, как люди либо надевают личину так,
что это сразу бросается в глаза. Ему нравилось, как на лучших его снимках люди
выглядят удивленными и испуганными, когда их застали врасплох.
Если бы его хорошенько расспросили, он сказал бы, что снимки
и дают его собственное видение, а тема при этом не имеет значения. Важен был
Ночной Летун, его приятель, похожий на летучую мышь, и то, как он неделю назад
ворвался в жизнь Рея и Эллен Сарч.
Летун вылез из самолета и вошел в будку, на стене которой
висело написанное огромными красными буквами уведомление о том, что на
«сесне-337 скаймастер» с бортовым номером N 101BL летает опасный тип, который
подозревается в двух убийствах. Этот человек, говорилось в уведомлении, может
называть себя Дуайтом Ренфилдом. «Скаймастер» приземлился, Дуайт Ренфилд
расписался в журнале и, несомненно, провел вес следующий день в грузовом отсеке
своего самолета. А как же супруги Сарч, эти бдительные старики?
Они ничего не сказали; они ничего не сделали.
Хотя не совсем так, установил Диз. Рей Сарч кое-что сделал:
он пригласил Ночного Летуна посмотреть телевизор и выпить пива со своей женой,
они вели себя с ним, как со старым другом. А затем, на следующий день, Эллен
Сарч пришла сделать себе прическу, что крайне удивило Селайду Маккаммон: Эллен
появлялась в парикмахерской регулярно, как часы, и до очередного ее визита
оставалось не менее двух недель. Она давала удивительно подробные указания;
потребовала не обычную стрижку, а перманент… и слегка подкрасила волосы.
– Она хотела выглядеть моложе, – объяснила Селайда Маккаммон
Дизу и утерла слезу тыльной стороной кисти. Но поведение Эллен Сарч было ничто
по сравнению с тем, что делал ее муж, он позвонил в Управление гражданской
авиации в Вашингтоне и попросил исключить Даффри из списка действующих
аэропортов, хотя бы на некоторое время. Иными словами, он опустил ставни и
закрыл лавочку.
На обратном пути он остановился на заправке и сказал ее
хозяину, Норму Уилсону, что, наверное, заболел гриппом. По мнению Нормана,
скорее всего так оно и было: он выглядел бледным и усталым, даже старше своих
лет.
В ту ночь сгорели двое бдительных стражей. Рея Сарча нашли в
крохотной диспетчерской; его оторванная голова в дальнем углу стояла
вертикально на рваном обломке шеи, уставившись широко раскрытыми глазами в
распахнутую дверь, словно там что-то можно было увидеть.
Жена оказалась в спальне их жилого трейлера. Она лежала в
постели в новом пеньюаре, который, возможно, ни разу до того не надевала. Она
быта стара, сказал помощник шерифа (он потребовал больше, чем пьянчуга Эзра,
-двадцать пять долларов, но информация того стоила), однако с первого взгляда
становилось очевидным, что женщина легла с намерением заниматься любовью. Дизу
так понравилась гнусавая речь полицейского, что он записал эти слова в блокнот,
в шее у нее были два громадных, словно пробитых пикой отверстия – одно в
яремной вене, другое в сонной артерии. Лицо спокойное, глаза закрыты, руки
сложены на груди.
Хотя ее теле почти не осталось крови, на подушке было
замечено два-три маленьких пятнышка, и еще несколько – на книге, которая лежала
открытой у нее на животе, – «Царство вампиров» Энн Райс.
А Ночной Летун?
Где-то незадолго до полуночи 31 июля или до рассвета 1
августа он просто улетел. Как птица.
Или как летучая мышь.
Глава 8
Диз коснулся колесами посадочной полосы в Уилмингтоне за
семь минут до календарного захода солнца. Сбрасывая с глаз и продолжая
сплевывать кровь, стекавшую из пореза под глазом, он увидел молнию, вспыхнувшую
белым и синим светом с силой, едва не ослепившей его. Затем последовал самый
оглушительный раскат грома из всех услышанных им в жизни. Его субъективное
ощущение силы этого звука подтвердило второе стекло пассажирского отека,
рассыпавшееся внутри мириадами мелких брызг вслед за тем, которое вылетело,
когда он уходил от столкновения с «боингом-727».
В свете вспышки он заметил приземистое прямоугольное
строение справа от дорожки 34, в которое ударила молния. Оно взорвалось; к нему
вознесся блестящий столб, который, однако, по силе свечение не шел ни в какое
сравнение с разрядом, вызвавшим пожар.
