Черт, пронеслось в голове у Шеридана. Не хватало еще, чтоб
его засели заговаривающим с ребенком. Хлопот потом не оберешься.
Поэтому Шеридан остановился и тоже принялся рыться в
карманах, якобы проверяя, на месте ли ключи. Его взгляд перепрыгивал с мальчика
на полицейского и обратно. Мальчик начал плакать. Ой не заревел навзрыд, пока
еще, но крупные слезы, отливавшие красным в отсветах вывески
«КАЗЕНТАУНСКИЙТОРГОВЫЙ ЦЕНТР», уже побежали по гладким щечкам.
Девушка из справочной будки махнула полицейскому и что-то
ему сказала. Она была хорошенькая, темноволосая, лет двадцати пяти; он –
блондин с песочного цвета волосами и усиками. Когда он шагнул к будке и оперся
о нее локтями, Шеридан подумают, что эта парочка похожа на рекламу сигарет,
которую помещают в журналах на последней странице обложки. Дух Салема. «Лаки
Страйк»: Зажги Мою Удачу. Его тут чуть кондрашка не хватила, а они там шашни
разводят. Девчонка строит парню глазки. Как мило.
Шеридан решил, что у него появился шанс. У мальчика вон
грудь ходуном ходит, он того и гляди заревет в голос, а тогда уж кто-нибудь
обязательно обратит на него внимание. Не хочется, конечно, действовать под
носом у полицейского, но если Шеридан не расплатится с мистером Регги в течение
ближайших двадцати четырех часов, два здоровых бугая не замедлят нанести ему
визиг и устроить экспромтом маленькую хирургию, добавив на каждую руку еще по
несколько локтевых сгибов.
Он подошел к малышу, крупный мужчина в обычной
ван-хейзенской рубашке и брюках цвета хаки, мужчина с широким обычным лицом, в
котором с первого взгляда угадывалась доброта. Он присел на корточки, положив
руки мальчонке на бедра, чуть выше коленей, и мальчик повернул к нему свое
бледное, испуганное личико. Глаза у парнишки были зеленые-зеленые, как
изумруды, а наполнявшие их слезы лишь усиливали этот чудный оттенок.
– Ты отстал от папы, сынок? – мягко спросил Шеридан.
– Мой Деда, – размазывая по щекам слезы, сказал малыш. –
Папы тут нет, а я… я не могу найти Д-д-деду!
Вот теперь он разрыдался, и женщина, направлявшаяся в
магазин, озабоченно оглянулась.
– Все в порядке, – успокоил ее Шеридан, обнял мальчика за
плечи и легонько подтолкнул вправо… к фургону. Потом посмотрел внутрь магазина.
Теперь полицейский стоял, наклонившись к девушке из
справочной. Похоже, между ними уже что-то наклевывалось… а если и нет, то
вскоре наклюнется. Шеридан расслабился. Коп ничего не заметит, если будет
продолжать в том же духе. Да и очередь к кассам загораживает ему обзор. А раз
так, то обделать дельце проще пареной репы.
– Я хочу к Деда! – плакал мальчик.
– Ну конечно, хочешь, еще бы не хотел, – сказал Шеридан. – И
мы будем его сейчас искать. Гляди веселей. Он настойчиво потянул мальчишку
вправо. Мальчик поднял глаза. В них появилась надежда.
– А вы можете его найти? Можете найти, мистер?
– Безусловно, – заявил Шеридан и ухмыльнулся. – Искать
пропавших – это… это, если хочешь, моя профессия.
– Правда? – Малыш робко улыбнулся, но глаза его по-прежнему
были на мокром месте.
– Абсолютно, – заверил Шеридан, мельком глянув внутрь
магазина, чтоб убедиться, что полицейский не обращает на них внимания. Коп,
которого из-за толпы было едва видно (а ему, соответственно, едва видно
Шеридана и мальчика, если оглянется), даже не смотрел в их сторону.
– Во что был одет твой деда, сынок?
– В костюм, – сказал мальчонка. – Он почти всегда в нем
ходит. Я только однажды видел его в джинсах. Малыш говорил это так, будто
Шеридан прекрасно знал, что предпочитает из одежды Деда.
– Готов поспорить, что костюм черный, – объявил Шеридан.
Глаза мальчика загорелись, полыхнув красным в отсветах
вывески, словно слезы превратились в кровь.
– Вы его видели! Где? – Парнишка дернулся было в сторону
дверей и Шеридану пришлось насильно увлечь его вправо. Получилось нехорошо.
Только бы он не устроил здесь сцену. Это бросилось бы в глаза прохожим, и потом
они обязательно припомнили бы мужчину, который куда-то тащил упиравшегося
мальчонку. Надо заманить его в фургон. У фургона все стекла, кроме лобового,
поляризованные; даже в шести дюймах от них не видно, что творится внутри.
Первым делом надо заманить его в фургон.
Шеридан коснулся руки мальчика:
– Я видел его не в магазине, сынок. Я видел его вон там. Он
указал на стоянки, где терпеливо поджидали хозяев бесконечные взвода машин.
Вдалеке, за ними, тянулась подъездная дорожка, за которой, в свою очередь,
сияли сдвоенные желтые дуги «Макдональдса».
– А почему Деда пошел туда? – спросил мальчик так, словно
Шеридан или Деда – а то и оба вместе – окончательно спятили.
– Не знаю, – ответил Шеридан. Мысли мелькали у него в голове
со скоростью экспресса, перестукивая на стычках рельс, – так всегда бывает,
когда наступает самый ответственный момент и необходимо принять единственное
приемлемое решение. Деда. Не папа, не дядя, а Деда. Деда значит дедушка. – Но я
абсолютно уверен, что это был он. Пожилой мужчина в черном костюме. Седой весь…
а галстук вроде бы зеленый…
– Деда носит голубой галстук, – поправил мальчик. – Он
знает, что мне так больше нравится.
– Ну да, может, и голубой, – охотно согласился Шеридан. – В
сумерках разве разберешь? Пойдем-ка сядем ко мне в машину и покрутимся тут,
посмотрим, куда запропастился твой Деда. Лады?
– Вы уверены, что это был Деда? Не пойму, что ему
понадобилось там, где они… Шеридан пожал плечами.
– Послушай, малыш, если ты думаешь, что это не он, то лучше
тебе самому походить и поискать. Глядишь, и найдешь. – С этими словами он резко
повернулся и зашагал прочь, к своему фургону.
Этот маленький гаденыш не клюнул. А не стоит ли вернуться и
попробовать еще разок? Нет, и так уже много времени потеряно – да и глаза
мозолить ни к чему, в два счета можно загреметь на двадцать лет в Хаммертон
Бей. Разумнее двинуть в какой-нибудь другой торговый центр. В Скотервилле,
например. Или…
– Подождите, мистер! – Это кричал малыш, и в голосе его была
паника. Топоток кроссовок. – Подождите! Я ведь сказал ему, что хочу пить, вот
он, наверное, и пошел туда… чтобы принести мне что-нибудь попить. Подождите!
Шеридан обернулся, расплывшись в улыбке. – Неужели ты подумал,
сынок, что я и впрямь брошу тебя?
Он повел мальчика к своему фургону – четыре года уж
симпатяге, покрашенному в неописуемый голубой цвет. Он распахнул дверцу и
улыбнулся малышу, который с сомнением смотрел на него своими зелеными глазами,
ярко выделявшимися на бледном маленьком личике.