– Прошу в мою карету, – сказал Шеридан. Малыш забрался в
кабину и, сам того не подозревая, перешел в собственность Бриггса Шеридана – в
ту самую минуту, когда дверка захлопнулась. /
У Шеридана не было проблем с бабами. Он мог пить или не пить
– по настроению. Единственной проблемой его были карты, любые игры в карты –
лишь бы на деньги. Он потерял все: работу, кредитные карточки, дом, который
достался от матери. Ему не довелось пока сидеть за решеткой, но едва столкнувшись
с мистером Регги, он понял, что тюрьма по сравнению с этим типом – сущий рай.
В тот вечер он вел себя как последний идиот. Лучше бы сразу
все спустил. Когда, спускаешь все сразу, то расхолаживаешься, возвращаешься
домой, смотришь по телеку проделки коротышки Карсона, а потом идешь спать. Но
когда срываешь первый банк, то теряешь голову. В тот вечер Шеридан потерял
голову, и к концу игры задолжал 17000 долларов. В это было трудно поверить, он
был потрясен, ошарашен несправедливостью проигрыша. По дороге домой он старался
не напоминать себе, что должен мистеру Регги не семьсот, не семь тысяч, а
семнадцать тысяч звонких монет. Как только мысли перескакивали на это, он
начинал хихикать и включал приемник в машине погромче.
Но на следующий вечер ему было уже не до смеху, когда две
гориллы – ребята, которым несложно добавить на каждую руку по несколько
локтевых сгибов, если не заплатишь, – притащили его в контору мистера Регги.
– Я заплачу, – залепетал Шеридан. – Заплачу, послушайте, это
не проблема, через пару дней, самое большее через неделю, ну, через две недели
на худой конец…
– Ты утомил меня, Шеридан, – сказал мистер Регги.
– Я…
– Заткнись. Думаешь, я не знаю, что ты будешь делать, если
дать тебе неделю? Ты пойдешь клянчить к дружку сотню-другую – если найдется
дружок, у которого можно клянчить. А если не выгорит с дружком, то бомбанешь
виноводочную лавчонку… коли кишка не тонка. Но я сомневаюсь в этом, хотя… все
возможно. – Мистер Регги подался вперед, подперев подбородок, и улыбнулся От
него несло одеколоном «Тед Лапидус». – А если даже ты и отыщешь двести
завалящих долларов, то что сними сделаешь?
– Отдам их вам, – прошептал Шеридан. Еще немного и он
намочил бы в штаны. – Я отдам их вам, честное слово!
– Не отдашь, – возразил мистер Регги. – Ты попытаешься
отыграться. А мне достанется воз и маленькая тележка твоих дерьмовых
оправданий. Вот о чем ты сейчас думаешь, друг мой, вот о чем. Шеридан захныкал.
– Эти мальчики могут надолго уложить тебя в больницу, –
мечтательно протянул мистер Регги. – Тебе на каждую руку поставят по
капельнице, и из носу будут вдобавок торчать трубки.
Шеридан заплакал.
– Но я добрый. Я дам тебе шанс, – сказал мистер Регги и
подтолкнул к Шеридану через стол сложенный листочек бумаги. – Ты должен найти
общий язык с этим человеком. Он зовет себя мистер Маг, но на деле такой же
мешок дерьма, как и ты. А теперь вон отсюда. Вернешься через неделю. Твоя
долговая расписка полежит пока на этом столе. Либо ты выкупаешь ее, либо мои
друзья примутся за тебя. И тогда, как выразился некий Букер Т., однажды начав,
они не остановятся, не получив полного удовлетворения.
На листочке было написано настоящее имя Турка. Шеридан
отправился к нему и услышал о детях и прогулках на «яхсе». Мистер Маг выписал
также чек на сумму чуть больше той, что значилась в долговой расписке,
оставшейся у мистера Регги. С тех пор Шеридан стал кружить около торговых
центров.
Он вырулил со стоянки, посмотрел, нет ли машин, и выехал на
дорожку, ведущую к «Макдональдсу». Малыш сидел на переднем сидении, руки на
коленках, в глазах – беспокойство. Шеридан завернул за угол.
– Зачем мы объезжаем его? – спросил малыш.
– А вдруг твой Деда выйдет через заднюю дверь, – пояснил
Шеридан. – Не дрейфь, малыш. Мне кажется, именно здесь я его и видел.
– Видели? В самом деле видели?
– Не сомневаюсь даже.
Волна облегчения омыла лицо парнишки, и на мгновение Шеридан
почувствовал к нему жалость – «я ведь не монстр и не маньяк какой, черт
побери». Но с каждым разом он увязал в долгах все глубже и глубже, а этот
ублюдок Регги без малейших угрызений совести сидел у него на шее. Сейчас
Шеридан был должен не 17 000, как в первый раз, не 20 000 и даже не 25 000.
Сейчас он был должен тридцать пять тысяч, и вернуть их нужно не позднее
субботы, если он не хочет, чтоб у него прибавилось локтей.
На задворках, возле контейнера для мусора, он остановился.
Сюда никто не сунется. Ладушки. Он запустил левую руку в карман на двери,
предназначенный для карт и прочей ерунды, и выудил оттуда стальные наручники.
Их голодные пасти были разинуты.
– Почему мы тут остановились, мистер? – спросил малыш, и в
голосе его был страх; похоже, мальчик понял, что есть на свете кое-что похуже,
чем отстать от Деды в кишащем покупателями торговом центре.
– Только на секундочку, ты не думай, – успокоил его Шеридан.
Горький опыт учил, что нельзя недооценивать шестилетнего ребенка. Вторая жертва
Шеридана заехала ему по яйцам и чуть не удрала. – Я просто вспомнил, что забыл
надеть очки. За это прав могут лишить… Где-то они тут были, на полу, в футляре.
Скорей всего, к тебе соскользнули. Посмотри, будь добр.
Малыш нагнулся за очечником, который был ПУСТ. Шеридан
наклонился и ловко защелкнул один наручник у него на запястье. И началось.
Разве не твердил он себе, что это большая ошибка – недооценивать шестилетку?
Малыш сопротивлялся, как дикий кот, извивался угрем – вот уж не подумаешь,
глядя на этого шкета. Брыкался, царапался и молотил по дверце, вскрикивая
тонко, почти по-птичьи. Наконец он добрался до ручки, и дверка распахнулась.
Шеридан сграбастал малыша за шиворот и втащил назад.
Попытался защелкнуть второй наручник на специальной подпорке, что рядом с
сиденьем, но промахнулся. Малыш тяпнул его за руку, дважды, до крови. Черт,
зубы как бритвы. Рука заныла. Шеридан ударил малыша по губам, того отбросило –
кровь Шеридана на губах, подбородке, капает на край футболки. Шеридан
ухитрился-таки защелкнуть второй наручник на подпорке и откинулся на спинку
своего сидения, посасывая тыльную сторону правой ладони.
Боль не утихала. Он отнял руку ото рта и стал рассматривать
ее в слабом свете приборной доски. Две неглубоких рваных борозды, каждая по два
дюйма длиной, тянулись от запястья к костяшкам пальцев. Кровь медленными
ручейками выталкивалась из них. И все-таки рановато успокаивать пацана другими
средствами – теми, которые портят товар.
– Испорсишь совар – испорсишь цена, – предостерегал Турок.
Нет, нельзя винить малыша – он, Шеридан, сделал бы то же
самое. Надо бы продезинфицировать рану, как только представится возможность, а
то и укол засадить – он где-то читал, что человеческий укус самый опасный. А
малыш молодец.