В последний раз он приехал сюда в феврале 1971 года. Теперь
его сопровождал другой мужчина; первый, думаю, уже ничем не мог ему помочь.
Джеффериса привезли в коляске. Убирая его номер, я увидела, что в ванной на
металлической трубке для занавески висели трусы, которые используют при
недержании мочи. Джефферис был красивым мужчиной, но в далеком прошлом. Когда я
видела его последние несколько раз, он походил на старика. Ты понимаешь, о чем
я говорю?
Дарси кивнула. Такие люди иногда встречаются ползущими по
улице – пряча коричневый мешок под мышкой или в кармане изношенного старого
пальто.
– Джефферис всегда останавливался в номере 1163, в одном из
угловых люксов с видом на Крайслер-билдинг, и я всегда убирала в его номере.
Через некоторое время он так привык ко мне, что даже знал меня по имени. Это не
имело никакого значения – у меня на груди табличка с именем, а он умел читать,
вот и все. Не думаю, что он вообще замечал меня. До 1960 года он всегда
оставлял два доллара на телевизоре, когда уезжал из отеля. Затем, до 1964 года,
оставлял три доллара. Под конец сумма выросла до пяти долларов. Для тех дней
это были большие деньги, но это вовсе не значило, что он оставлял чаевые именно
мне: просто так было принято. Следовать принятому обычаю важно для таких людей.
Он оставлял чаевые по той же причине, по какой открывал дверь даме или, без
сомнения, прятал выпавшие молочные зубы под подушкой, когда был маленьким.
Единственная разница заключалась в том, что я была феей, которая занимается
уборкой, а не феей, которая обеспечивает зубами.
Он приезжал для переговоров со своими издателями, а иногда
кинопродюсерами и телевизионными постановщиками, и тогда он собирал друзей.
Кто-то из них тоже.
Занимался издательским делом, некоторые были литературными
агентами или писателями вроде него. Он организовывал вечеринки, всегда
основательные. Я.
Знала о, них главным образом из-за той мерзости, которую
приходилось убирать на следующий день – дюжины пустых бутылок из-под виски
(главным образом «Джек Дэниеле»), миллион сигаретных окурков, мокрые полотенца
в умывальниках и ваннах, кругом остатки пищи, доставленной из ресторана.
Однажды я обнаружила в унитазе целую тарелку огромных креветок. Повсюду
отпечатки мокрых стаканов, пьяные гости спят на диванах и на полу, хочешь верь
мне, хочешь – нет.
Так бывало чаще всего, но иногда вечеринки затягивались и,
когда я приходила делать уборку в половине одиннадцатого утра, были еще в самом
разгаре. Он впускал меня в номер, и я старалась навести порядок вокруг его
гостей. На таких вечеринках не бывало женщин – исключительно мальчишники. И
занимались они только одним – пили и говорили о воине. Как они попали на войну.
Кого знали на войне. Где бывали на войне. Кто погиб на войне. Они видели на
войне такое, о чем никак не могли рассказать своим женам, но им было без
разницы, если чернокожая -горничная слышит, что они говорят. Иногда – не
слишком часто – они играли в покер на высокие ставки. Они делали ставки и
отказывались поднимать их, блефовали и тому подобное, не переставая говорить о
войне. Пять или шесть мужчин с красными лицами, какие бывают у белых, когда они
начинают пить по-настоящему, сидели вокруг стола со стеклянной столешницей в
расстегнутых рубашках и с развязанными галстуками. А на столе навалено больше
денег, чем женщина вроде меня зарабатывает за всю жизнь. А как они говорили о
войне! Они говорили о ней так, как молодые женщины говорят о своих любовниках и
приятелях.
Дарси показалось странным, почему администрация отеля не
выселила Джеффериса, хотя он и знаменитый писатель. Обычно администрация очень
строго относится к поведению постояльцев, и, насколько ей известно, с годами
правила даже ужесточились.
– Нет-нет, – улыбнулась Марта. – Ты не совсем поняла. Ты
думаешь, что этот мужчина и его друзья вели себя как рок-ансамбли, которые
любят разносить вдребезги все, что есть в их номерах, и выбрасывать диваны из
окон. Джефферис не был обычным солдатом вроде моего Пита. Он учился в
Уэст-Пойнте, начал войну лейтенантом, а кончил майором. Он был благородным
человеком, принадлежал к одной из старинных семей на Юге, у которых большой
дом, полный старых картин со скачущими лошадьми и благородными всадниками. Он
мог завязать галстук четырьмя разными способами и знал, как следует целовать
руку даме, как наклониться над ней. Говорю тебе, он занимал положение в
обществе.
При этих словах на лице Марты появилась язвительная улыбка,
язвительная и одновременно горькая.
– Он и его друзья иногда слишком шумели, мне кажется, но они
никогда не были вульгарными. Здесь есть разница, хотя ее трудно объяснить. И
они никогда не переходили определенных границ. Если из соседнего номера на них
жаловались – поскольку он останавливался в угловом люксе, жаловаться могли
только из одной комнаты, – то портье звонил ему из своей конторки и просил его
и его гостей вести себя потише. Они всегда повиновались, понимаешь?
– Да.
– И это еще не все. Престижный отель обслуживает людей вроде
мистера Джеффериса. Администрация защищает его интересы. Они не мешают его
гостям веселиться, пить виски, играть в карты, а иногда и баловаться
наркотиками.
– Он был наркоманом?
– Нет, этого я не могу сказать. Под конец у него было много
наркотиков, видит Бог, но на всех ампулах стояли аптечные знаки, так что они
были ему прописаны. Я просто хочу сказать, что благородство – я говорю о том,
что белые джентльмены с Юга считали благородством, понимаешь, – требует
благородного поведения. Он приезжал в отель «Ле пале» много лет, и ты можешь
подумать, для администрации было важно принимать его у себя потому, что он был
знаменитым писателем, но ты так думаешь только оттого, что не работаешь здесь
столько лет, сколько я. То, что он был знаменитым, действительно было для них
важно, но только на первый взгляд. Гораздо важнее было то, что он
останавливался у них в течение долгого времени, как и его отец, который был крупным
землевладельцем в районе Портервилла, и тоже всегда останавливался в «Ле пале».
Администрация считала необходимым поддерживать традиции. Я знаю, что те, кто
управляет отелем сейчас, в основном говорят об этом. Может быть, они в самом
деле верят в необходимость соблюдать традиции, когда им надо, но в прошлом они
по-настоящему верили в них. Когда они узнавали, что мистер Джефферис прилетает
в Нью-Йорк рейсом компании «Сазерн-флайер» из Бирмингема, они всегда
освобождали комнату рядом с его люксом, если только отель не был переполнен. И
никогда не брали с него плату за эту комнату. Им просто хотелось, чтобы он и
его приятели не попадали в неловкое положение, когда портье вынужден звонить
мистеру Джефферису и просить вести себя потише.
Дарси покачала головой.
– Это просто поразительно.
– Ты не веришь этому, милая?
– Отчего же, верю, но это все равно удивительно.
Горькая усмешка снова появилась на лице Марты Роузуолл.
