– Ничего не пожалеешь для благородного сословия.., ради
этого знамени со звездами и полосами генерала Роберта Э. Ли.., по крайней мере
раньше. Черт побери, даже я признавала его благородство, знала, что он не
относится к людям, которые кричат «йеху-у!» из окна или рассказывают своим
друзьям расистские анекдоты.
Правда, он все равно ненавидел черных, не обманывайся на
этот Счет.., но помнишь, что я говорила о проклятом племени? Дело в том, что,
когда речь заходила о ненависти, Питер Джефферис выступал за равноправие. Когда
убили Джона Кеннеди, Джефферис был в Нью-Йорке и тут же организовал праздничную
вечеринку. Собрались все его друзья, и они веселились всю ночь и весь следующий
день. Я с трудом заставляла себя слушать то, что они говорили. Они радовались,
что теперь все пойдет на лад, если найдется человек, который прикончит еще и
этого его «проклятого братца», как они его называли. Они считали, что этот не
успокоится до тех пор, пока каждый приличный белый юноша не станет предаваться
разврату под музыку «Битлз» по стерео, а цветные не перестанут носиться как
безумные по улицам с телевизорами под мышкой. Так они называли большей частью
чернокожих, «цветные» – я ненавидела это мерзкое высокомерное слово.
Дело зашло так далеко, что я с трудом удерживалась, чтобы не
закричать на них. Я уговаривала себя сохранять спокойствие, сделать свое дело и
уйти от них как можно быстрее. Я твердила себе, что этот мужчина – естественный
отец Пита, если уж я забываю все остальное. Я говорила себе, что Питу всего три
года, что мне нужна работа и меня выбросят на улицу, если я не сумею
сдержаться.
Затем один из них сказал:
– А после того как мы прикончим Бобби, давайте ухлопаем его
сладкожопого молоденького братца.
А другой добавил:
– После этого прикончим всех детей мужского пола, и вот
тогда организуем настоящий праздник!
– Верно! – воскликнул мистер Джефферис. – А когда водрузим
последнюю голову на стену последнего замка, мы устроим такой праздник, что я
сниму для него «Мэдисон-сквер-гарден»!
– Мне пришлось уйти. У меня болела голова, и все тело
сводили судороги из-за того, что я так старалась молчать. Я оставила номер
убранным только наполовину, чего никогда не бывало ни до, ни после. Но иногда
принадлежность к черным имеет свои преимущества: он не обратил на меня
внимания, когда я была в номере, и, можно не сомневаться, не заметил, что я
ушла. Ни один из них не обратил на это внимания.
И на губах Марты снова появилась эта горькая усмешка.
– Не понимаю, как можно называть такого мужчину благородным,
даже в шутку, – заметила Дарси, – или называть его естественным отцом своего
еще не рожденного ребенка, какие бы обстоятельства ни вынуждали. Мне он кажется
чудовищем.
– Нет! – резко бросила Марта. – Он не был чудовищем. Он был
человеком. Кое в чем – пусть во многом – плохим человеком, но человек есть то,
что он есть. И у него было что-то, что можно назвать благородством без усмешки
на лице, хотя проявилось это полностью только в книгах, которые он написал.
– Ага! – Дарси презрительно посмотрела на Марту из-под
сдвинутых бровей. – Значит, ты прочитала одну из его книг?
– Дорогая, я прочитала все. К тому моменту, когда я в конце
1959 года пошла к Мамаше Делорм с этим белым порошком, он написал их только
три, но уже тогда я прочитала две из них. Со временем я догнала его и прочитала
все его книги, потому что он писал еще медленнее, чем я читала, а это, –
усмехнулась она, – очень медленно!
Дарси с сомнением посмотрела на книжный шкаф Марты. Там
стояли книги Алисы Уолкер и Риты Мэй Браун, «Линден-Хиллз» Глории Нэйлор и
книга Измаэля Рида, но три полки занимали главным образом романы в бумажных
обложках и детективы Агаты Кристи.
– Как-то непохоже, чтобы романы о войне вызвали твой интерес
к славе, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
– Разумеется, понимаю, – ответила Марта. Она встала и
принесла еще две банки пива. – Лекажу тебе забавную вещь, Ди: если бы он был
хорошим человеком, я, наверное, не прочитала бы ни одного из его романов,
больше того: если бы он был хорошим человеком, не думаю, чтобы эти романы
получились такими блестящими.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я и сама точно не понимаю. Ты просто слушай, ладно?
– Ладно.
– Видишь ли, я поняла, что он за человек, еще задолго до
убийства Кеннеди. Я знала это уже летом 1958 года. К тому времени я убедилась,
какого низкого он мнения о человечестве вообще – не о своих друзьях, ради них
пошел бы на смерть, но, обо всех остальных. Все люди стремились заработать –
заработать баксы, все стремятся заработать баксы, говорил он. Ему и его друзьям
казалось, что стремление заработать деньги – это очень плохо, если только вы не
играете в покер и на столе не лежит целая куча баксов. Мне-то казалось, что все
они, включая его самого, прямо-таки ласкали эти баксы.
Под его внешней благовоспитанностью южного джентльмена
скрывалось немало отвратительного. Он считал, что люди, которые пытаются
поступать справедливо или улучшить существующий мир, – это самое смешное, что
только можно придумать. Он ненавидел черных и евреев, считал, что нам нужно
сбросить на Россию водородные бомбы и стереть ее с лица земли еще до того, как
она сделает это с нами. Почему бы и нет? – говорил он. Он относил всех их к той
части человечества, которую называл «не достигшей человеческого уровня». Для
него это были евреи, чернокожие, итальянцы, индейцы и все, чьи семьи не
проводят лето на берегу океана.
Я слушала, как он разглагольствует, несет всю эту
безграмотную глупость и высокомерную чушь, и, естественно, меня заинтересовало,
почему он стал знаменитым писателем.., как он мог стать знаменитым писателем.
Мне захотелось узнать, что увидели в нем критики. Но еще больше я
заинтересовалась тем, что увидели в нем простые люди вроде меня – люди, которые
и делают книги бестселлерами, как только они появляются на прилавках. Наконец я
решила выяснить все сама. Я пошла в общественную библиотеку и взяла там его
первую книгу – «Сияние небес».
Я ожидала, что она окажется чем-то похожим на сказку о новом
платье короля, но ошиблась. Книга была о пяти людях и о том, что случилось с
ними на войне и что в то же самое время происходило с их женами и подругами
дома. Когда я поняла по обложке, что речь в книге пойдет о войне, я закатила глаза,
считая, что это будет похоже на скучные истории, которые они рассказывают друг
другу.
– Но это оказалось не так?
– Я прочитала первые десять или двадцать страниц и подумала:
здесь нет ничего особенного. Это не так уж плохо, как я ожидала, но тут ничего
не происходит. Потом я прочитала еще тридцать страниц и.., вроде как забыла обо
всем. Когда я в следующий раз оторвалась от книги, было уже за полночь и я
прочитала двести страниц. Я сказала себе: иди спать, Марта. Иди спать
немедленно, потому что до половины шестого осталось совсем мало времени. И
все-таки я прочитала еще тридцать страниц, хотя мои глаза устали. Только без
четверти час я встала и пошла чистить зубы.
