С горящим взглядом недолеченной психопатки я галопом прискакала домой, где меня ждали Сергей, Эванжелина и Антрекот, мы раздавили по этому поводу полбутылки хорошего коньяка. Эванжелина уже мечтала о том, как мы будем тратить доллары, Серж вслух размышлял, повлияет ли новая должность на мою сексуальную отзывчивость, один лишь Антрекот любил меня бескорыстно и преданно.
Итак, я попрощалась с коллегами и редакционными мокрицами и въехала в новый кабинет.
Двухэтажное здание офиса располагалось в центре Москвы. Наверное, раньше на этом месте стоял невысокий дом из потемневшего от времени дерева. «Интерком» снес ветхую постройку и возвел роскошный особняк современного дизайна и с выхоленным газоном вокруг. Каждая травинка здесь дышала процветанием, на стоянке у сверкающего затемненными стеклами и хромом входа красовалось несколько иномарок последнего года выпуска. И публика в этой капиталистической конторе окопалась соответствующая — разодетые дамы и ухоженные мужчины.
Среди всего этого непривычного для меня великолепия — итальянской кожаной мебели, полированных панелей, заставленных импортной оргтехникой столов — хотелось работать, работать и еще раз работать. Но, как оказалось позже, в этом заведении такая реакция на окружающую обстановку происходила лишь в моем неиспорченном, излишней роскошью организме.
Первое время я приходила в офис, как на экскурсию в валютный магазин, восхищаясь красотой вещей, с которыми я должна была работать. В моем кабинете стоял компьютер с лазерным принтером, цветной «Кэнон», телефон с автоответчиком и факсом. Я радовалась всему этому, как завхоз провинциального райисполкома, получивший в свое распоряжение партию германских скрепок.
На столе всегда лежала пачка превосходной бумаги с фирменными знаками, ручки, резинки, карандаши, толстые огромные фломастеры, яркие пластмассовые баночки с клеем — словом, все те мелочи, которыми так любит обладать простой человек, если они новые и достаются бесплатно.
Теперь мне не надо было неделю бегать за редакционным снабженцем, чтобы выпросить у него гнусненькую шариковую ручку, — вот лежали американские с тончайшими стержнями, я перестала заносить телефоны нужных людей, в распухший дешевый блокнот — необходимый телефон возникал на экране компьютера после нажатия трех кнопок, я была избавлена от необходимости писать статьи на обороте старых черновиков — прекрасная «нулевка» сама подползала мне под руку, лишь бы я удостоила ее прикосновением своего бессмертного пера.
Первые недели на новом месте, когда ты еще никого не знаешь, самые трудные. Конечно, возникли проблемы с гардеробом. Здесь я не могла позволить себе ходить в джинсах и майке. Помогла Эванжелина. Она обладает удивительным умением превращать давно похороненный в шкафу кусок шифона в эффектный шарф и возрождать старые мужские рубашки.
Мы позаимствовали у Сержа один из его летних двубортных пиджаков, сшитый из прекрасной иранской ткани, ушили его, откопали в глубине бельевого комода полупрозрачную юбку, приплюсовали сюда черные очки, еще какую-то ерунду, и до первой зарплаты я была с натяжкой, конечно, но обеспечена.
А, интеркомовские дамы меняли наряды каждый день. Нежаркий июль предоставлял им большой простор для варьирования струящихся юбок из «Сивайза» и блузок, украшенных «драгоценными» стразами, с умопомрачительными платьями из атласа и муара. Зато я была сплошная деловитость — если нет денег на летний костюм от Лесли Фей, приходится изображать из себя мадам, настолько поглощенную работой, что даже забывающую менять наряды хотя бы через два дня. Сама себе я напоминала серого воробья, случайно оказавшегося в клетке с высокомерными павлинами, которые не упускали ни одного шанса, чтобы горделиво расправить роскошные хвосты и продемонстрировать мне мое убожество.
— Ничего, — успокаивала меня Эванжелина, — ты любую красотку затмишь своим интеллектом. Вот Серж, какой яркий мужчина, молодые девчонки на улице падают направо и налево, как елочки на лесоповале, по идее, ему и женщина полагается эффектная, а он выбрал тебя и только тебя любит…
Вот таким оригинальным образом любимая подруга врачевала мое травмированное самолюбие.
На первых порах сотрудницы фирмы заглядывали ко мне в кабинет, ласково улыбались и предлагали мелкие услуги, чтобы потом, удовлетворив свое любопытство, расползтись по кабинетам, самодовольно посмотреться в зеркало и сказать себе: «Уровень опасности — нулевой».
Девочка Света, которая по штатному расписанию именовалась «секретарем-референтом», а на деле не тянула и на простую машинистку и в 11 утра разносила всем на подносе кофе, взяла на себя роль гида-переводчика. Она стала моим основным поставщиком информации — семнадцатилетняя воздушная красотка с круглыми, искусно накрашенными глазами, образование которой затормозилось где-то на уровне восьмого класса средней школы. На третий день работы в «Интеркоме» я уже знала, что Света по уши влюблена в президента фирмы Олега Васильевича Дроздовцева, благодаря которому я сюда и попала. Света сообщила, что Олег Васильевич — спортсмен, играет в большой теннис, занимается плаванием и бегом, он великолепно водит автомобиль, у него «волъво» серебристо-синего цвета, американский кокер-спаниель и жена-красавица, которую он вроде бы любит и одевает, в меха и бриллианты. Со своим секретарем-референтом Олег Васильевич строг и корректен, но Светлана склонна расценивать такое поведение как простую маскировку.
Конечно, элегантность, респектабельность, седые виски и насмешливый взгляд делают сорокалетнего мужчину весьма привлекательным в глазах семнадцатилетней девушки, которая с трудом припоминает, кто такой Бальзак, а английский язык учила по этикеткам в фирменных магазинах, но, насколько я себя помню, я в свои семнадцать лет любила восемнадцатилетнего мальчика в драных джинсах, которого впоследствии обрили наголо и забрали в армию. А Эванжелина в шестнадцать лет любила очкастого студента-интеллигента, и у него тоже не было ни импортного автомобиля, ни многочисленных костюмов классического покроя, но вся наша тихая старая улица стонала от этой грандиозной и великолепной любви, которая, впрочем, бесславно закончилась на третьем месяце беременности, когда что-то предпринимать было уже поздно.
А нынешние девочки удивляют меня своей расчетливостью и наглостью, на мужчин они смотрят оценивающим взглядом, как на потенциальных содержателей. Но Светка вроде бы еще не достигла такой стадии испорченности. И как же ей повезло, думала я, что в ответственный момент физического и нравственного становления на пути этого ребенка оказалась Татьяна М., человек, выдающиеся душевные качества которого способны благотворно повлиять на растущий организм. Малышка будет спасена.
* * *
Приступая к своим новым обязанностям, я руководствовалась собственными, может быть, несколько дилетантскими представлениями о том, как должен работать отдел, по связям с общественностью. Сначала надо было подробно изучить дела фирмы, чтобы знать, на что делать упор в навешивании макарон на уши общественности.
В «Интеркоме» работало человек пятнадцать. В принципе эта была обычная посредническая фирма, гонявшая по стране партии компьютеров, факсов, множительной техники. Я с жаром взялась за работу. Прежде всего займемся разработкой имиджа предприятия. В сознании партнеров должна укрепиться мысль, что нам можно доверять. Надо проводить рекламные выставки, пресс-конференции, выступать в газетах, не забывать про благотворительность и спонсорство. Температура в моем кабинете поднималась до 35 градусов. Компьютер мигал разноцветным экраном, принтер стучал, лазерный тихо посвистывал, изумленная Светка носилась по коридору с подшивками журналов «Бизнес» и «Деловые люди». Я разрабатывала комплексный план военных действий, в результате которых «Интерком» неминуемо должен был приобрести всемирную известность.
