– Ты ошибаешься! – закричала в ответ Катя. – Нет! «Сорванные цветы» – твой предел! Это лучшее, что ты сочинил, но это заурядная эстрадная песенка!
– Замолчи!
– Не замолчу! Мне тебя жаль! Ты взял на душу страшный грех. И ради чего? Ради чего ты убил Орысю? Сволочь!
Ник собирался выдвинуть новый аргумент, но резко замолчал, закрыл рот и холодно усмехнулся. Он внезапно понял, какую игру ведет Катерина, ему стало смешно, что он глупо попался на уловку слабой девушки, которую можно придушить, словно котенка.
Он подошел к окну. За окном стояла синяя тьма, в небе появились первые звезды, и где-то в высоте этого тяжелого весеннего неба уже летела его драгоценная муза, закутанная в белый саван. Ник задернул штору.
Катя замерла. На кухне протяжно завыл Джим, предчувствуя новую беду. «Да не хочу я умирать!» – раздраженно подумала Катерина и, не дожидаясь, когда убийца замкнет у нее на шее обруч тренированных гаммами и арпеджио пальцев, бросилась на Ника. Она впервые била мужчину в такое место, но, как и ожидалось, эффект впечатлял. Ник согнулся пополам и задохнулся. Катя бросилась вон из комнаты, была настигнута в прихожей и, несмотря на отчаянное сопротивление – она цеплялась за деревянный косяк и стены, обдирая обои и ломая ногти, – была водворена обратно в комнату.
На кухне, помогая себе душераздирающими воплями, сражался с дверью Джим. Он не смог защитить Орысю и чувствовал себя виноватым. Теперь в соседней комнате убивали Катерину, а он никак не мог открыть проклятую дверь!
Возникла секундная пауза, в течение которой убийца и жертва обменялись ненавидящими взглядами, и в тишине вдруг явственно щелкнул открываемый замок.
– Помогите! – завопила Катерина, ощутив прилив сил.
В квартиру ворвался... Андрей. На его голове зачем-то были укреплены наушники, а глаза горели в предвкушении кровавой битвы.
Через мгновение Катерина и Ник были разъединены и обрели суверенитет: Катя оказалась на диване, композитор – на журнальном столике в роли скатерти. Внешность музыканта претерпела серьезные изменения: отвращение и ненависть, которые испытывал к нему Андрей, материально воплотились в разбитом глазе, окровавленных губах и свернутом набок носе. Еще через некоторое время и с внутренними органами убийцы произошла бы такая же метаморфоза, как и с его лицом, если бы Катерина слабым окриком не остановила избиение...
Хлопнула кухонная дверь, и в комнату ворвался Джим. Он устремился к убийце, который сидел в кресле закованный в наручники, и азартно вонзил зубы в его руку. В тот же момент нервный композитор отбросил кота-мстителя в сторону, и Джим, описав размашистую дугу, приземлился на подоконнике. Он едва не выбил стекло, но тут же спрыгнул на пол и снова бросился в бой.
– Джимик, пе-пе-перестань! – слабо позвала Катерина с дивана, где она сидела рядом с Пряжниковым и тщетно пыталась унять нервную дрожь. – Не пачкай зубы об этого урода.
– Уберите кота, – прошипел Ник.
Через секунду в прихожей распахнулась дверь, и на пороге появился Максим Колотов. Он бросил очумелый взгляд на разукрашенного Ника и заорал:
– Андрей, ты почему так долго?! Он мог ее убить! Сонная тетеря!
– Я не тетеря, – поправил друга Пряжников, крепче обнимая Катерину. – Я как раз вовремя.
– Он во-во-время, – всхлипнула Катя.
– Катюша, бедная, – посочувствовал Макс, с завистью поглядывая на Андрея. – Что ты пережила! Эндрю, я не виноват, ваша техника исключительно обветшала. Не смотри на меня так. Я, конечно, умею обращаться с магнитофоном. Но пленку заклинило.
– Ничего не записалось. Не бей меня, пожалуйста.
– Ладно, – махнул рукой Андрей. – Мы слышали его признания, этого достаточно.
Ник зло усмехнулся.
– Какой магнитофон? Что не записалось? Какие признания? – удивленно спросила Катя, высвобождаясь из объятий Андрея.
– Девочка, мы были с тобой в трудный час, – живо откликнулся Макс. – Я сидел в автомобиле у подъезда и пытался с помощью какой-то допотопной аппаратуры записать откровения этого маньяка.
– А доблестный сыщик стоял в наушниках – да сними же ты их, наконец, – под дверью твоей квартиры, готовый устремиться на помощь, едва ты будешь атакована маньяком. Поверь, я едва не получил инфаркт, услышав твой крик, подлый Эндрю заверил меня, что до этого дело не дойдет, я понадеялся на его расторопность. Ты почему тянул?
– Я не тянул, – пробубнил Пряжников. – Я ждал конкретных признаний.
– Но он мог не прийти ко мне сегодня. – Катя ничего не могла понять.
– Мы следили и за ним, и за тобой, – объяснил Андрей. – Я принес тебе этот костюм в надежде, что Ник клюнет на него. Красный цвет для Ника Пламенского – сигнал к началу боя. И он клюнул.
Избитый композитор мрачно смотрел на прелестную компанию, которая говорила о нем словно об отсутствующем.
– Значит, я была приманкой? – с тихой яростью спросила Катя.
– Да! – хором поддержали ее Андрей и Макс, довольные тем, что ей наконец-то стало все понятно.
Недолго они радовались. В следующее мгновение Катерина залепила Андрею сочную пощечину. Она рванулась в сторону ошарашенного Максима и кулаком врезала ему под дых. Конечно, рука ее была слаба, но по счастливому совпадению удар пришелся как раз в необходимую точку: Макс выпучил глаза и начал живописно задыхаться.
Для девочки, пять минут назад скромно умиравшей на диване от нервного потрясения, Катерина была на редкость агрессивна. Ободренный резвостью хозяйки Джим с торжествующим воплем снова повис на Нике, а Катя схватила стеклянную вазочку и обрушила ее на голову убийцы. Череп Ника выдержал, ваза не уцелела.
– Дикая женщина, – восхищенно произнес Андрей. Одна его щека пылала. – Макс, кончай квакать. Уходим.
Детектив взял под локоть убийцу и повел его к выходу. Максим с трудом разогнулся и поковылял следом.
– Ненавижу! – крикнула им вслед Катерина. – Я вас всех ненавижу! Проваливайте! Негодяи!
Катя защелкнула два замка на двери, вернулась обратно и оглядела разгромленную комнату. «Завтра придется заняться восстановительными работами, – печально подумала она. – Но это завтра». Она взяла на руки Джима, легла на диван, укрылась пледом, подумала о том, что сейчас она полежит десять минут, а потом встанет, смоет с лица косметику и слезы, снимет костюм и колготки, примет душ... и провалилась в темноту.
Она не видела, как за окном отделилось от стены дома что-то воздушно-белое, раздраженно щелкнуло челюстью и взмыло ввысь. Концерт не удался, гастроли были сорваны, маленькая вкусная жертва, оказавшаяся такой непокладистой, вывернулась, а импресарио отправился туда, где у него будет много проблем.
Катя и Джим лежали под пледом и сопели в унисон. Даже во сне Катю обуревали гордость и злость. Гордость – что она не позволила себя убить, злость – что ее использовали в качестве приманки.
