– Я должна была, должна! Хотя бы позвонить тебе и рассказать об этом совпадении. А потом… Я слышала по радио об Алине, скрипачке… Алине…
– Шостовец.
– Да. И я знала, что в тот день Леонид тоже был на радио. Он занимался рекламой, Алина записывала свое выступление. Но я снова не придала значения этому совпадению. Орыся, бедная. Какие мы обе глупые. А она еще ему подарок приготовила на день рождения… такому… такому мерзавцу…
– Что за подарок? – оживился Андрей.
– Я не знаю, что-то в коробке.
– Что за коробка?
– О, ну какое это теперь имеет значение? Орысечка…
– Нет, надо разобраться, Катя, – не унимался дотошный Пряжников. – Прошу тебя, подробнее.
– Коробка с подарком, Орыся отдала ее мне на хранение, чтобы Леонид не заметил раньше времени.
– Давай мы сейчас поедем к тебе и посмотрим, что там, – предложил Андрей.
– Да какая разница! Все равно он ее теперь не получит. Надеюсь, его расстреляют раньше, чем наступит его день рождения, – тоскливо сказала кровожадная Катерина.
В коробке, красиво упакованный в бумагу и блестящие ленты, мерцал орехово-красным блеском флакон одеколона «Фаренгейт».
– Наверное, она купила его в магазине «Изабель», – грустно покачала головой Катя. – Там они бывали вдвоем. Леонид покупал духи для своей матери, туалетную воду для Орыси и для себя…
Еще в коробке лежала записка: «Неповторимому, с благодарностью, его любимый аромат, который свел меня с ума…»
– Ничего особенного, – сказал Андрей, принюхиваясь. – Для меня слишком сладкий. Тебе нравится, Катя?
Но Катя уже была у окна. Она уцепилась за штору с явным намерением использовать ее в качестве водосборника. В ее глазах снова появились слезы.
Андрей вздохнул.
* * *
Бескрайняя территория, которую занимал город, давала убийце исключительные возможности уйти от погони. Уже целые сутки Леонид Кочетков успешно избегал встречи с правоохранительными органами.
– Тебе живой подарок, – сказал Валера Тимофеев, просовывая голову в дверь пряжниковского кабинета.
Андрей поднялся с места и устремился навстречу пожилой женщине. Она выглядела интеллигентно и утомленно, а опрятная одежда хранила печать неуклонно надвигающейся нищеты.
– Я свидетель, – с порога заявила женщина. – Я полагаю, я видела убийцу.
Андрей узнал, как зовут посетительницу, усадил ее на стул и приготовился слушать.
– Я продаю газеты около магазина «Изабель».
На одну пенсию прожить невозможно, вы понимаете, мне пришлось освоить профессию распространителя газет. В тот день, это было в декабре прошлого года, я, как обычно, стояла на улице и продавала периодику. Вот тогда-то я его и увидела.
Андрей подавил разочарованный вздох. Он надеялся услышать, что Надежда Владимировна столкнулась с преступником пятнадцать минут назад на улице, и уже собирался броситься в указанный район вместе с группой захвата.
– Был жуткий мороз, и я зашла в «Изабель» погреться. Но этот магазинчик очень дорогой, фешенебельный, и продавщицы в нем – высокомерные, нахальные девчонки. Они готовы облить вас презрением, если вы не в состоянии купить у них кусок подарочного мыла за тридцать долларов. Мне тут же указали на дверь, чтобы я не портила их прекрасный интерьер. А у прилавка стоял молодой мужчина, который только что сделал покупку. Я уронила газеты, и он помог мне их поднять. А потом сделал продавщице замечание: нельзя, мол, так грубо разговаривать с людьми.
– Пожалуйста, продолжайте, Надежда Владимировна.
– А вчера я продавала газету «Выстрел в упор». Она очень хорошо расходилась, и все благодаря материалу «Жертвы маньяка». Может быть, вы знаете журналиста Максима Колотова. Мы, «новые русские продавцы», его боготворим, у него любая статья – сенсация, тираж расходится моментально. Прочитав статью Максима, я узнала на одной из фотографий Ольгу М., как там было написано, продавщицу из магазина. И снова все вспомнила. Знаете, память услужливо вытаскивает из вороха покрытых пылью воспоминаний именно те, которые заставляют нас вновь пережить унижение. Когда Ольга выгнала меня из магазина, я перешла на другую улицу, за угол. Вечером я снова увидела Ольгу и того парня. Они не торопясь прошли мимо, не заметив меня, но по обрывку разговора я успела понять, что юноша пытается познакомиться с продавщицей. В магазине он сделал ей замечание, а сейчас использовал этот факт как возможность завязать знакомство. Ольга, естественно, поджимала губки, но не отвергала его обильные комплименты и извинения за резкость. Так они и ушли, а в конце улицы он усадил ее в автомобиль. В статье «Жертвы маньяка» я прочитала, что именно в тот день, уйдя с работы, Ольга так и не появилась дома. Вскоре ее нашли мертвой. И решила, что именно этот молодой мужчина и есть маньяк-убийца. Вот и все.
– Надежда Владимировна, сейчас я покажу вам несколько фотографий…
– Хотите, чтобы я его опознала? Вот, посмотрите.
Женщина достала из объемной клеенчатой сумки лист ватмана.
– Я его нарисовала. Я была профессиональным художником. Когда-то у меня получалось лучше.
– Отличная работа! – сказал Андрей, разглядывая рисунок.
* * *
Еще долго с горечью вспоминала Катя похороны Оксаны Берг, а город уже перемолол и выплюнул из черной пасти другую ее подругу. Орыся Железновская была ближе Кате, чем Оксана, она была такой же девчонкой, приехавшей в Москву, чтобы изменить свою жизнь.
Удавкой стальных ладоней убийца не только лишал жизни молодых женщин, он наносил смертельную рану всем, кто их любил. Родители Железновские, приехавшие в Москву за телом дочери, не производили впечатления живых людей. Погруженные в свое бесконечное горе, они двигались и разговаривали как сомнамбулы. Катерина рыдала ночи напролет и приходила на работу с опухшими глазами и в красных пятнах. Кира Васильевна качала головой и проявляла несвойственные ей раньше снисходительность и сочувствие. Она гладила несчастную Катюшу по голове и пыталась отправить ее обратно домой. Но Кате незачем было возвращаться в свою убогую, одинокую квартиру: там ее ждали стены с грязными обоями и бесконечные слезы.
Через несколько дней Катюшу навестил Андрей Пряжников. Он принес известие, что Леонид Кочетков еще не пойман, просьбу быть осторожной и ясноглазого колор-пойнта Джима.
Роскошная шуба Орысиного кота не утратила своего шелковистого блеска, но в глазах Джима явственно читалась мука. Он молчаливо страдал от невозможности прижаться к Орысе и вдохнуть родной запах.
– Конфисковал из опечатанной квартиры. А то он умрет с голоду. Не хочешь взять себе? – сказал Андрей. – Но осторожно, он жестоко царапается.
Свидетельства нелегкого характера Джима читались на руках детектива – они были украшены свежими ветвистыми царапинами. Узнав Катерину, кот шустро вынырнул из сумки, в которую был унизительно замурован Андреем, перемахнул через стол и прыгнул на шею девушки.
