– Не плачь. Скажи мне, он еще кого-то убил? Катюша, милая, давай поговорим. Тебе станет легче.
– Ты бросил меня! – подняла голову Катя. – А мне было так тяжело в эти дни!
– Прости. – Ник покаянно опустил голову, одновременно пододвигая Катерине чашечку кофе. – Выпей. Холодно. Пойми, я не мог приехать. Я работал. Но я постоянно думал о тебе. С нежностью, любовью, надеждой. Я знал, ты сможешь простить мне очередное исчезновение…
– Трудно было поднять трубку и позвонить!
Ник вздохнул.
– Я не такой, как все, – оправдывался он, всеми силами изображая на лице покорность и сожаление. – Пойми… Я не владею собой, когда дело касается музыки…
– Значит, ты должен быть один, – заключила Катя, отодвигая чашку. Сердце дернулось, принимая на себя еще один груз – добровольный отказ от возлюбленного.
Катя направилась к выходу, спиной взывая к Нику: «Останови меня! Верни!» Дверь кафе захлопнулась, и Катерина вышла на улицу. Сопротивление Ника не пришлось преодолевать: он и не собирался удерживать ее.
«Вот и все, – подумала Катя. – Теперь я осталась совсем одна».
* * *
Она проснулась в пять часов утра с твердым намерением не сдаваться.
«Пройденный этап, как говорила Орыся. Часть моей жизни, с ее печалями, заботами и горем, уходит в прошлое. Я проведу черту и разделю свою жизнь на две половины. Там, за чертой, останутся и Олег, и Ник. И все мои неудачи. И отвратительный, лживый Виктор Сергеевич. Пусть все остается в прошлом. Я начну жизнь сначала. Я стану богатой и счастливой. Не буду больше плакать. Буду твердой и сильной. Я не вернусь в Краснотрубинск, я буду верить в то, что меня ждет удача, а все проблемы и несчастья – мелкие недоразумения на моем пути. Я буду, буду, буду счастливой. Никто не посмеет мне помешать!»
Целый час Катерина просидела в нетопленой квартире на кровати, завернувшись в одеяло и прижав к груди спящего Джима. Потом она включила свет, оглядела апартаменты («Это все временное. Оборванные обои и тараканы в раковине не смогут погрузить меня в уныние») и начала собираться на работу. Она примерила костюм, подаренный Андреем. Пиджак и юбка сидели как влитые. «Хорошо, – подумала она, – брошусь на баррикады жизненных невзгод в костюме, красном, как революционное знамя, – ведь в моей жизни должна произойти революция». На кухне Катя зычно рявкнула: «Разойдись!» – распугивая замешкавшихся тараканов, толстых и холеных (в родном городе она без промедления падала в обморок, завидя случайно приползшее от соседей насекомое. Теперь стала менее чувствительной).
В ванной комнате, накладывая макияж, Катя отметила, что ее взгляд приобрел смелость и решительность. Не осталось и следа от вчерашних слез, уныния и тоски. Едва из глубины души выныривала обжигающая мысль об Орысе или тоскливое напоминание о разрыве с Ником, она использовала оригинальный метод Скарлетт О'Хара: «Я не буду думать об этом сейчас, я подумаю об этом завтра».
* * *
«Шелтер» затаился. Президент Виктор Терентьев пропадал в Австрии, его заместитель Леонид Кочетков – в тюрьме. Командовать было некому, сотрудники занимались рутинными делами и ждали, что же произойдет дальше.
Катерина жаждала действий. Решение изменить жизнь и измениться самой требовало от нее какихто энергичных движений. Она рассортировала и пронумеровала текстовые файлы в памяти компьютера, навела порядок в столе, выкинула ненужные бумаги и сделала из газет аккуратные подшивки. Ее бурную деятельность прервал телефонный звонок.
– Это Андрей.
– Здравствуй, Андрей.
– Звоню узнать, подошел ли тебе костюм.
– Он словно сшит на заказ. Спасибо! Знаешь, я сегодня уже в нем. Решила поднять себе настроение.
– Я чувствую, что тебе это отчасти удалось. Как жаль, что я не могу тебя увидеть.
– Ты можешь заехать, – разрешила Катя.
– К сожалению, некогда. Представляю, какая ты! Пиджак красный, глаза синие, волосы черные…
– Не черные, а темно-русые, – поправила Катя.
– Все равно красавица…
Удача сопутствует тем, кто не сомневается в ее неотвратимости. Когда Катя резво маршировала по аллее, составлявшей последнюю стометровку на подступах к дому, откуда-то из мокрых, весенних деревьев вывалился прямо на нее Ник, выкинул вперед руку с белой розой на длинном стебле и начал дико орать итальянскую песню «Вернись в Сорренто»:
Не покидай меня,
Не причиняй такую боль.
Вернись в Сорренто,
Не дай мне умереть!
От неожиданности Катя рассмеялась, а Ник попытался упасть перед ней на колени в жидкую грязь.
– Катерина, я многое понял. Мне без тебя не жить! Отныне я твой верный раб, буду следовать за тобой, куда прикажешь, и буду выть от радости, если ты удостоишь меня своим вниманием.
Катя взяла цветок. Ник не хотел оставаться за чертой, где теснились призраки Катиного прошлого, он рвался в ее настоящее, хотел сопровождать ее по жизни. Его взгляд был жалобно-настойчив, он судорожно сжимал Катину руку, и она снова улыбнулась и милостиво кивнула.
Ник задел головой мокрую ветку дерева, и сотня хрустальных ледяных капель сорвалась вниз.
– Ого! – засмеялся музыкант, вытирая мокрую от воды щеку. – Что я наделал! Вызвал дождь! Катя, я – повелитель дождя! Пригласи меня в гости, пожалуйста.
– Пойдем, – просто согласилась Катя. – Только не пугайся. Я снимаю квартиру. А домохозяйка весьма практична и считает верхом глупости делать ремонт для временных жильцов.
– Даже колхозный сарай показался бы мне великолепным дворцом, если бы в нем, в стоге сена, спала ты. Слушай, а у тебя не будет проблем с практичной домохозяйкой? Вдруг соседи шепнут ей, что ты приглашаешь в квартиру мужчин?
– Не мужчин, а мужчину! – возмутилась Катя. – У меня еще никого не было в гостях! Но ты прав. Давай я войду первая, а ты поднимайся через пять минут. Как это унизительно! Почему я должна прятаться? Ну ладно, ерунда.
* * *
Пяти минут Катерине хватило, чтобы проникнуть в квартиру, прижать к сердцу колор-пойнта, окинуть скептическим взглядом интерьер, снять свингер, поправить волосы, заглянуть в холодильник и поставить на плиту чайник.
Ник стоял на пороге, и интерьер комнаты его совершенно не волновал. Он смотрел на Катю остановившимся взглядом, видимо восхищенный и потерявший дар речи. «Да, костюм просто блеск! – подумала Катерина. – Я в нем неотразима».
Ник молча разделся, прошел в комнату и сел на скрипучий диван. К жизни его вернул Джим. Молнией он пересек комнату и вцепился зубами в ногу музыканта. Катя изумленно вскрикнула и бросилась на помощь. Кот чрезвычайно трудно отделялся от ноги гостя, он рычал и вращал глазами. Лицо Ника стало молочно-зеленого цвета.
– Джим! Что за поведение! – Катя держала извивающегося кота на вытянутых руках. – Мне придется запереть тебя на кухне. Извини, Ник. Это Орысин кот. У него психическая травма.
