– Я обязательно принесу, – успокоила Маша. – У меня задержка три месяца.
– И где ты околачивалась все это время? Три месяца – это уже не задержка. Это триумф новой жизни! Почему не предохранялась?
– Я предохранялась! Пила «Мерсилайн». Про презервативы не забывала. Пользовалась «Фарматексом», диафрагмой, делала «Депо-Провера», зашивала капсулы.
– Ну, значит, судьба. Лезь давай! – Варвара Андреевна кивнула в сторону ширмы.
За ширмой блестело металлическими деталями высокое гинекологическое кресло – воспаленная мечта развратника. Мария начала раздеваться. Под демократичными рваными джинсами у нее было эксклюзивное белье – ослепительный шелковый комплект из «Дикой орхидеи». Здоровякин когда-то подарил. Вспомнив о муже, Мария мстительно сжала губы и сверкнула глазами, как кобра. Именно из-за сообразительности Здоровякина, додумавшегося проколоть презервативы, она здесь. Штурмует кресло, когда могла бы спокойно сидеть дома и сочинять программу для Главного финансового управления! Проклятие!
Маша натянула свитер на голые бедра и полезла вверх, как альпинист. Ступенька у старого кресла ходила ходуном. Первая попытка оказалась неудачной.
– Ой, блин! – успела крикнуть Маша, срываясь вниз.
– Осторожно, у нас там ступенька падает, – своевременно предупредила Варвара Андреевна из-за ширмы. Она за столом заполняла Машину карточку.
– Спасибо, что сказали, – буркнула Маша. – Теперь тут еще и эта штуковина отвалилась. Куда ноги вставляются.
– Где ваша батарея? – раздался в кабинете низкий мужской голос.
– У того окна, – ответила Варвара Андреевна. – Ой, постойте! У меня женщина на кресле!!!
Но было поздно. Вопль врача безумно испугал молодого сантехника, так как он в панике бросился за ширму. Проникнув в укромное местечко, юноша застыл, широко распахнув глаза. Нет, Мария еще не успела принять пикантную порнографическую позу. Она стояла голая ниже пояса, держала в руке отломившуюся металлическую деталь и пыталась пристроить ее на место.
– Не поможете? – поинтересовалась она у пунцового сантехника.
Парнишка сам нуждался в помощи – его парализовало. Варвара Андреевна, влетевшая за ширму следом за сантехником, загородила собой полуголую Марию.
Сантехник, дожив лет этак до двадцати восьми, наверное, впервые увидел подобную неземную красоту. Варвара Андреевна пыталась сдвинуть его с места, ненавязчиво подталкивая к выходу монументальным торсом, но сантехник не сводил глаз с Марии. Наконец врачу удалось вытолкать в коридор впечатлительного юношу.
– С такой нежной психикой надо особо тщательно выбирать место работы, – заметила Маша. Она вновь – упорная какая! – полезла вверх. – Ну что? Вот я и добралась до вершины. «Весь мир на ладони, ты счастлив и нем».
Варвара Андреевна подкралась с гинекологическим зеркалом.
– Зря ты веселишься, Здоровякина, – сказала она. – И как ты прошляпила беременность?
– Спросите что-нибудь полегче.
– Давай быстренько собирай анализы. Еще успеешь сделать аборт.
При слове «аборт» Маша вздрогнула. Варвара Андреевна легко и непринужденно распорядилась жизнью ее ребенка.
– Ан нет, не успеешь. Срок огромный. Что-то ты, Здоровякина, темнишь. Здесь явно не три месяца!
– Три месяца, – твердо сказала Мария.
– Объем большеват для трех.
– Многоводие?
– Ты считаешь? Х-мм… Возможно. Ну, одевайся, красавица!
Врач отошла к раковине мыть руки, оставив Марию в полном недоумении…
Размашистый стиль вождения, практикуемый Марией, подразумевал частую встречу с сотрудниками ГИБДД. Она бы и хотела ездить аккуратнее, но постоянно сносила «кенгурятником» какие-то столбики, заборы. А к чему нужны все эти архитектурные вычурности?
Ну а если уж Мария выбиралась на ровную дорогу, то не видела причин прикидываться дохлым зябликом. Она позволяла «ниссану» порезвиться на вольных просторах. И как обычно, произошло неизбежное – гаишник взмахнул полосатым жезлом, преграждая дорогу.
– Летим, да? – вкрадчиво начал он. – Здесь вообще-то не взлетная полоса.
– Простите, – сказала Маша в окно. – Задумалась. Не знаю, что мне теперь делать. Представляете – залетела! От собственного мужа!
– Ну надо же, какое извращение, – согласился гаишник. – Залетела от собственного мужа!
– Но мы в разводе!
– Оба-на!
– А он проткнул презервативы!
– Поразительное коварство!
– Чтобы сделать мне ребенка и заставить вернуться к нему!
– Сажать таких.
«Зачем я говорю это постороннему человеку? – подумала Маша. – Я совсем спятила!»
– Теперь рожайте, – посоветовал гаишник.
– И правда, – язвительно произнесла Мария. – Как я сразу не догадалась!
Инспектор разглядывал Машины права, красную корочку (сделанную Здоровякиным, чтобы жену не мучили поборами), визитку главного гаишника области, ненавязчиво выпавшую из краснокожего удостоверения внештатной сотрудницы ГУВД.
– И радуйтесь, Мария Анатольевна, радуйтесь!
– Чему?!
– Я, например, мечтаю о пацане, – поделился сокровенным сотрудник ДПС. – Чтоб пиво вместе пить. В гараж ходить. И ни хрена! Ничего не получается!
– Нет детей?! – ужаснулась Маша. Дети всегда мешали ей работать, путались под ногами, приставали с просьбами. Но жизни без них она не представляла.
– Не-а, – траурно молвил инспектор.
– О-о-о, – опечалилась Маша. Ей сразу стало невыносимо жаль бедного гаишника.
– Десять лет бьемся. Всех врачей обошли. Нет, полный ноль. У вас-то первый?
– А?
– Ребенок будет первый?
– Ну…
Маша замялась. Ей не хотелось травмировать инспектора еще больше, сообщая порядковый номер будущего младенца.
– Да, первый, – соврала она.
– Ладно, Мария, отпускаю, так и быть. Осторожнее на поворотах. У вас вообще-то не «Конкорд». Удачи!
Получив неожиданно психологическую поддержку от сотрудника ГИБДД, Мария воспряла духом.
«Какой он милый!» – восторженно думала она, опять разгоняясь. Эпитет «милый», использованный автолюбителем в адрес гаишника, подразумевал, что у автора изречения не все в порядке с головой.
Судя по гардеробу, Алиса Горностай придерживалась экстравагантного стиля одежды. Виктории он казался кричащим, но выбирать ей не приходилось. Сегодня она собралась выйти на улицу в кожаном плаще до пят цвета бордо и коротком платьице из тонкой вишневой шерсти с лайкрой.
Осматривая в зеркале незнакомую мадемуазель – высокую, стройную, эффектную – Вика поняла: не стоит удивляться тому, что ее не узнают. Она сама себя узнавала с огромным трудом. Яркая, самоуверенная брюнетка в дорогой одежде, с ослепительной белоснежной улыбкой ничем не напоминала о скромной девушке, из которой была вылеплена.
