— Первый раз. Получилось неплохо, вам не кажется? Я
искал вас.
— Зачем же меня искать? — я придала голосу
максимальную небрежность. — Вот она я.
— Вас трудно было загнать, Катрин, — признался
Херри-бой.
Загнать, накрыть, обложить флажками — что за терминология, в
самом деле? Похоже, Херри-бой считает меня редким экземпляром фауны и к тому же
собственностью острова.
— Зачем же нужно было меня загонять? Я бы и сама
вернулась. И потом, если уж какая-то блажь взбрела вам в голову… Здесь некуда
пойти и негде спрятаться. И заблудиться невозможно.
Голоса и тени отступили — очевидно, стерильный Херри-бой
напугал их своим стерильным присутствием. Мы с Херри-боем стояли посреди
абсолютно пустой клетки.
— Я знал, что вы придете сюда, Катрин. Рано или поздно.
Вы не могли не прийти. Вас привлекает темнота. И если кругом свет — вы обязательно
выберете темный угол…
Очень интересная интерпретация.
— В каком смысле? — спросила я.
— Во всех смыслах, Катрин. Во всех смыслах.
Херри-бой мгновенно включил фонарик — я услышала только сухой
щелчок кнопки — и направил его мне в лицо. Сильная лампа ослепила меня, и я
отвернулась.
— Прекратите, Херри. Что за гестаповские методы, в
самом деле.
— Вот видите, я прав. Вам нравится темнота, —
заметил Херри-бой, но фонарик все же опустил.
Теперь — и он, и я — мы довольствовались только рассеянным
светом от купола музея. Херри-бой грациозно перемещался вокруг меня, и мне
ничего не оставалось делать, как подчиниться ритму этого странного танца. Одно
я знала твердо: я должна находиться от него на максимальном удалении, на
противоположном конце диаметра. Мы сделали несколько кругов, и Херри-бой
наконец остановился. Интуитивно он выбрал самую удачную точку: теперь я
находилась прямо против купола, а Херри — против меня. Его лицо исчезло в
темноте, я видела только силуэт: идеально круглая голова и столб шеи,
основанием упирающийся в куртку.
Я же оказалась полностью освещена. Именно этого ты и хотел,
Херри-бой: чтобы я была полностью освещена.
Добившись этого, Херри-бой затих. Я не видела его лица, но
чувствовала, как жадно он рассматривает меня. Он вытащил на свет все мои пороки
и теперь хочет изучить их.
— Ну? — спросила я. — Что дальше? Он молчал.
— Что случилось? Вы напрочь забыли русский? А совсем
недавно так сносно болтали, Херри…
— Теперь я понимаю его, — медленно произнес, нет,
скорее выдохнул Херри-бой.
— Кого?
— Лукаса… Я понимаю, почему он выбрал вас, Катрин… Я бы
тоже выбрал вас.
— Не валяйте дурака, Херри. Я замерзла, я устала и хочу
спать.
— Как я его понимаю…
— И жрать я тоже хочу, — я специально грубила ему,
может быть, хоть это приведет его в чувство.
Но он совсем не слышал меня; расстояние между нами медленно
сокращалось. Фонарик выпал из рук Херри и звякнул о камни. Нет, он сам отбросил
его.
— Катрин, вы именно такая, какой он видел вас…
Дверь была сзади, мне ничего не стоило развернуться и
бежать. Но я не могла и пошевелиться. Оболочка, которая до сих пор укрывала
Херри-боя от реальности, вдруг неожиданно прорвалась, и моему изумленному взору
предстала так долго скрываемая страсть. Жажда жизни, вот что это было. Жажда
женщины, некогда принадлежавшей великому художнику. Теперь и Херри-бой хотел
обладать ей, чтобы почувствовать Лукаса Устрицу до конца. Странно, но это
совсем не оскорбляло меня. Напротив, новое, неведомое доселе желание вдруг поднялось
во мне и горячей волной затопило глаза. Не только Херри-бой видел меня глазами
Лукаса, но и я сама — сама! — почувствовала то же, что и дочь бургомистра,
утонувшая в своей несчастной любви.
Херри-бой осторожно подходил ко мне — он как будто боялся,
что хрупкое равновесие веков, возникшее между нами, неожиданно нарушится. Из
темноты проступало его лицо — бледное и восторженное. Страсть заострила его
черты подобно смерти, иначе и быть не могло: здесь, в естественной декорации,
мы заново проживали давно отыгранный сюжет. Тени и шепоты вернулись снова, они
наблюдали за нами, они прекрасно знали, что будет дальше.
— Вы прекрасны, Катрин, — губы Херри-боя едва
шевелились, но я различала каждую букву, каждое слово. — Вы прекрасны…
Где-то совсем рядом снова послышался странный утробный звук,
но теперь он больше не пугал меня. Я готова была поверить, что ждала этих слов
и этого мужчину несколько веков. Я готова была поверить во что угодно…
Херри-бой осторожно опустил меня на камни, ставшие вдруг
мягкими и податливыми, и принялся осторожно расстегивать куртку. Он все еще
боялся прикоснуться ко мне, я видела, чего это ему стоило… И когда его бледное
лицо оказалось совсем рядом, я подняла глаза к небу, только на секунду, —
чтобы тотчас закрыть их в предчувствии поцелуя, — и увидела это…
Наваждение прошло. Херри-бой снова стал Херри-боем, вот
только прямоугольник неба, очерченный острыми краями стен рыбной лавки Рогира
Лонгтерена, вернее, два прямоугольника — большой и маленький — узкая часть дома
и его широкая часть… Контуры этого прямоугольника живо напомнили мне наспех
срисованный план. Боже мой, неужели все так просто?
— Херри! — едва выговорила я и уперлась ладонями в
его грудь. — Херри… Я нашла его…
Мой резкий голос — возможно, чересчур резкий, — сразу
же отрезвил голландца. Его почти невесомое до сих пор тело сразу же стало
тяжелым и неповоротливым, как тело насильника.
— Я нашла его, Херри!
— Кого? .
— Ключ, о котором вы говорили… Он здесь. Слово,
зашифрованное в картине, вы помните, да?..
— TOLLE…
— Да, “Возьми!” Кажется, я знаю, где нужно взять.
— Подождите, я ничего не понимаю, Катрин…
— Смотрите на верхнюю часть стены! Вы видите, как они
смыкаются? Два прямоугольника, Херри, два прямоугольника, как на плане, —
большая и маленькая комнаты. Вы помните план, Херри?
— Я… Не знаю…
— Вы помните, где находилась замочная скважина,
открытый рот старика в тиаре? Вы помните?!
Мне вовсе не нужно было прибегать к услугам Херри-боя:
нарисованный на бумаге план прочно засел в моей голове. Два состыкованных
прямоугольника и замочная скважина у левой стороны меньшего из них. Сбиваясь и
проглатывая слова, я поведала об этом Херри. Он испуганно смотрел на меня,
казалось, что глаза его сейчас вылезут из орбит.
— Вы понимаете, Херри? Вы понимаете меня?..
Договорить я не успела — вздохи и стоны внутри острова
становились все явственнее: казалось, его распирало изнутри, или отголоски
какого-то далекого землетрясения или взрывной волны доходят сюда. Совершенно
ошарашенный, Херри-бой цеплялся за мои руки, он не мог даже представить, что
разгадка будет такой простой.
