Я уселась на банкетку у стены. Рядом, за распахнутой настежь дверью, в пустом кабинете надрывался телефон, и никто не изъявлял желания взять трубку. Я сдалась после десятого звонка.
– Света? Валя? – энергично и напористо спросил меня мужской голос.
– Это Юля.
– Хорошо. Юля, детка, посмотри историю болезни Рашида Нургазина. Вы ее нам не передали.
– Но я же…
– Юль, давай побыстрее. Больной уже под наркозом. Мы сейчас парню чего-нибудь не то вырежем.
– Где смотреть-то?! – в ужасе заорала я в трубку, быстро представив, как несчастному Рашиду Нургазину ампутируют здоровую правую ногу вместо больной левой почки. Хотя у Рашида, наверное, проблемы не с почкой, а с сердцем. Он ведь поступил из кардиологического отделения.
Ладно, некогда рассуждать.
Надо спасать парня.
Хирурги – они ведь такие решительные ребята.
Они начинают томиться, если им нечего резать.
– Как – где? На столе должна лежать.
– Тут ничего не лежит.
– Не может быть!
– Честное слово.
– Вот черт! – выругался мужчина. – Так, послушай, Юля. Значит, история болезни в столе, в ящике. Поищи ключик, он где-то там должен быть. И быстро тащи нам карту. У тебя на все про все десять минут.
– Куда тащить?!
– О боже! Юля, ты как с луны свалилась! В операционный блок.
Я швырнула трубку и подергала ящик за желтую металлическую ручку. Он не поддавался. Огляделась в поисках ключа. Очевидно, именно сегодня медсестра впервые в истории больницы решила не класть его на видное место, а спрятать!
Господи, что же делать?!
Здоровье, а возможно, и сама жизнь несчастного парня зависит от моей сообразительности. Я переворошила какие-то бумажки, рекламки, рецепты на столе, пошарила на полках шкафа-пенала. Ключа нигде не было.
Я вновь вцепилась в ручку ящика и стала изо всех сил дергать ее и трясти. Один миг – и она сорвалась с шурупов, а я с размаху плюхнулась на стул. И допотопный полированный стол, и шаткий стул с замусоленной обивкой надо было отправить в утиль лет двадцать назад! Ножки стула подломились, я рухнула на пол, но, падая, попыталась ухватиться рукой за шкаф, стоящий справа. Пенал вздрогнул всем телом, как породистый жеребец, и из него вывалились три книги и пластмассовый электрочайник. Книги слетели вниз, как серые птицы. У чайника в момент удара о пол отломилась крышка.
Во я натворила!
Хотя объем разрушений, произведенных мной, указывал, насколько рьяно я взялась за выполнение задачи, однако цели я пока не достигла. Осмотревшись, увидела на подоконнике металлический прут, покрытый зеленой облупившейся эмалью. Думаю, когда-то он украшал спинку железной кровати с панцирной сеткой. А теперь им закрывали высокие форточки.
Я схватила прут и попыталась воткнуть его в щель между столом и ящиком. Бесполезно, он был слишком большого диаметра! Потеряв терпение и кожей чувствуя, как утекают минуты, отпущенные мне на спасение пациента, я принялась с силой вдалбливать железку в щель…
Ух ты!
А эта мебель из опилок довольно мягкая!
Ура! Получилось!
Усеяв все кругом стружкой и выворотив искореженный ящик, я быстро схватила пачку карт. История болезни Рашида Нургазина лежала сверху…
В коридоре налетела на Ирину.
– Ты куда?
– Попросили отнести в операционный блок историю болезни. Ты не знаешь, где это?
– Нет. Но все операционные, мне кажется, на втором этаже.
Ирина ошиблась, но совсем немного.
Так, чуточку.
Операционная располагалась не на втором, а на шестом этаже. Но прежде чем я это выяснила, пришлось несколько раз прокатиться на дребезжащем лифте и пропахать восемнадцать километров по бесконечным больничным коридорам! И вот, наконец, устав от собственного мельтешения, взмыленная, потная, я добралась до операционного блока на шестом этаже. И уперлась носом в запертую дверь. На двери красовалась табличка:
«Ремонт.
Обход через лабораторию № 8».
И абсолютно ни единого намека на то, где искать восьмую лабораторию!
Ничего.
Я упорная.
Я написала десять статей о ПВХ-профилях. И подписала контракт у самого Пекарчука! И разложила на аминокислоты кабинет, добывая историю болезни. Осталось элементарное – найти эту чертову операционную!
Пока металась по коридорам, в моей голове родилась страшная мысль. Если пациент уже в глубоком анабиозе, а документа при нем нет, то как хирург определил, что собирается резать именно Рашида Нургазина? Хорошо, если парень подписан. А если нет? У меня, например, на теле никаких опознавательных надписей. И в сонном виде я вполне сойду и за Таню Иванову, и за Свету Петрову, и даже за Джоан Смит.
А вдруг на операционном столе вовсе не Рашид Нургазин?!
Именно этот вопрос я и задала симпатичному хирургу, вручая ему историю болезни.
– Так это ты – Юля? А что за вид? – удивился врач. Он уставился на мои бахилы и накидку.
– Ну, это… Я же посетительница! В отделении никого не было из медперсонала.
– А-а… Тогда молодец! Нашла, принесла. Спасибо.
– На здоровье. Так вы уверены, что собираетесь резать именно Нургазина?
– Кого ж еще? – улыбнулся хирург и показал мне карту. – Вот, тут все написано.
– А откуда вы знаете, что под наркозом именно он? Как я поняла, у вас здесь невероятный бардак. Вдруг кого другого усыпили?
Врач некоторое время молча смотрел прямо мне в лицо, очевидно соображая.
– Хм, интересная мысль, – наконец вымолвил он. – Вполне возможно. Но ты, Юленька, не волнуйся. Тот, который уже дрыхнет… Его мы тоже вылечим. Будет как новенький!
– Денис Трофимович поправится? – устало спросила я Иришу.
Мы уже вышли из больницы и теперь стояли на парковке, пытаясь сообразить, как будем выбираться из ловушки. Наш «рено» заперли. Оставалась дыра с другой стороны, и, возможно, в нее сумел бы втиснуться «хаммер». Но Ирин автомобиль не уместился бы ни за что на свете. Он и так был блестяще отрихтован владелицей. Каждый новый день добавлял бедняге очередную царапину.
– Поправится, – без энтузиазма ответила Ирина. – Вот если бы он не думал постоянно о Льве! Эти мысли его изводят. Но как же не думать?
Сама подруга, на удивление, выглядела бодро. Новая забота – необходимость спасать свекра – заставила ее шевелиться, и на основную функцию (оплакивание своей несчастной доли) уходило гораздо меньше времени.
