Что я натворила?!
Неужели она видела проклятый журнал?!
Нет, надеюсь, речь пойдет всего лишь о парочке ее подруг, не выживших после кебаба!
– Да, Лана Александровна, – срывающимся голосом промямлила я.
– Ты поступаешь отвратительно!
– Я всего лишь занесла деньги, – прикинулась я сибирским валенком. – Но если они вам не нужны…
Ланочка быстро забрала из моих рук купюры. Хоп – и деньги испарились! Маникюр свекрови приковывал взгляд – ослепительный, малиново-красный, с затейливыми серебряными завитушками на каждом ногте… Или мне просто не хочется смотреть ей в глаза?
– Спасибо за деньги, я немного поистратилась… Если б Никита не был в отъезде, мы решили бы этот вопрос без твоего участия.
Очень мило! Она не считает меня членом семьи?
– Но я хочу поговорить о другом. Это очень щепетильный и неприятный вопрос.
– Да, слушаю.
– Скажи… – Ланочка замялась.
Мы так и стояли в прихожей. Я тупо рассматривала блестящий паркет, кожаную банкетку на изогнутых кованых ножках, Ланочкин наряд… В ее шелковом пеньюаре можно спокойно ходить в театр – сойдет за вечернее платье. И в десять утра свекровь уже при макияже, а ее прическа сильно отличается от моей, именуемой «Однорукий парикмахер»…
– До меня дошли неприятные слухи, – выдавила свекровь. – Юля! Что у тебя с этим крупным чиновником из мэрии?
Вот вам и 0,0003 человека!
Ланочка, между прочим, вовсе не выглядит расчлененной. Великолепно она выглядит. Как же я ошиблась в расчетах!
– С каким из них? – легкомысленным тоном спросила я.
Буду держать круговую оборону!
– А что, их несколько?! – ужаснулась свекровь.
– А о чем вы вообще говорите, Лана Александровна? Я постоянно общаюсь и с чиновниками, и с владельцами заводов, и с торговцами недвижимостью… Вчера меня подвозил на машине миллионер. А вы про кого спрашиваете?
– Про некоего Холмогорова.
– А-а, понятно. Ну да, мы общались.
– Насколько близко?
– Лана Александровна, в чем вы меня подозреваете?
– В том, Юля, что ты выставляешь моего сына идиотом и рогоносцем! – рявкнула свекровь.
Я отшатнулась в сторону и испуганно заморгала. Не ожидала услышать этот злобный вопль. Обычно Ланочка, расписывая мои недостатки и промахи, нежно воркует и щебечет. Она никогда не опускается до базарного крика. И вот…
– Не буду говорить на эту тему и в таком тоне, – твердо заявила я.
– Почему?
– Вы меня оскорбляете.
– Хорошо, извини. Я сорвалась. Но, Юля! Надо вести себя так, чтобы не давать повода для пересудов. А ты стала предметом обсуждения! Мои подруги с удивлением спрашивают меня о ваших отношениях с Никитой!
Старые перечницы!
Обсуждают. Чем же им еще заниматься?
– Мои подруги видели фотографии в журнале! Ты и этот… Холмогоров… вы обнимаетесь! Едва ли не целуетесь! Вы все время вместе! Это ужасно, ужасно! Бедный мой сынок!
– Связался со стервой? Вы это хотите сказать, Лана Александровна?
– Я этого не говорила.
– Но подразумевали.
– Нет! Никита тебя любит, – горестно вздохнула свекровь, словно признание этого факта доставляло ей боль.
Да, что тут поделаешь…
Любит он эту бессовестную девицу…
– Но надо же беречь его чувства и самолюбие! Сейчас Никита вернется из командировки и все узнает.
– Что он узнает? – устало спросила я.
– Что у тебя роман с этим… Холмогоровым.
– Да нет у меня никакого романа! Я не виновата перед Никитой. Мои отношения с Холмогоровым не отличались ничем особенным. У меня масса знакомых мужчин. И я не собираюсь оправдываться…
– Никита приедет и все узнает, – филином проухала Ланочка.
– Давайте вы не будете вмешиваться в наши отношения, ладно? И не станете разносить мерзкие сплетни, хорошо? – выпалила я и повернулась к двери. – До свидания, Лана Александровна. Приятно было увидеться.
Оставив свекровь позади себя с открытым ртом, я вышла из квартиры.
– Ваши вещи не готовы, – обрадовала девушка в крошечном боксе итальянской химчистки, расположенном в супермаркете.
Еще и это!
Отличный выдался денек.
– Как это не готовы! – возмутилась я. – Неделя прошла! Сколько ждать? Мне вещи нужны. Там, к примеру, джинсы. Девушка, ходить же не в чем!
– Так вы купите другие, – посоветовала приемщица.
– Спасибо за идею. Мне самой как-то и в голову не пришло!
Джинсы, за которые я билась с итальянской химчисткой, были совсем новые и изумительно сидели на моей растолстевшей фигуре. Впоследствии, капитально похудев (а это обязательно произойдет!), я собиралась использовать их в качестве наглядного доказательства. Я бы демонстрировала всем огромные штаны и себя в них, хрупкую, изящную, как свидетельство потрясающих возможностей человека и силы моего духа…
Но джинсы пострадали во время эксцесса с депутатом Воскресенским. Штанины покрывала сеточка мелких пятен, и в стиральной машине их отстирать не удалось. Конечно, проще было бы отправить джинсы в утиль, учитывая, чем их забрызгало…
Кровью Воскресенского!
Но победила жадность. И я сделала еще одну попытку вернуть в строй любимые джинсы – отнесла их в химчистку. Дело за малым: вырвать у этих монстров мои штаны!
Звонок Ремартова настиг меня в незнакомом переулке. Торопясь в редакцию, я срезала угол и приближалась к зданию с тыла. Но угодила на какую-то мертвую стройку, полную барханов коричневого песка, серых шлакоблочных штабелей и уснувшей техники. Земля под ногами была расчерчена в квадратики гусеницами экскаваторов.
– Юля, мы же договорились встретиться в одиннадцать! – опустив приветствие, возмущенно сказал бизнесмен. – Где ты?
– Уже бегу! – отрапортовала я, перебираясь через ров по шаткой деревяшке. – Доброе утро, Андрей Богданович. Извините, немного опаздываю!
Сначала меня задержала свекровь с попыткой скорректировать мой нравственный облик. Потом – дебаты в итальянской химчистке…
– Бегу-бегу! Подождите еще минутку, – попросила я Ремартова.
– Где ты? Давай я подъеду за тобой.
– Да вы сюда никак не проедете! Ой, я даже не знаю, куда забралась! Тут стройка какая-то. Буду искать выход. Вы лучше ждите у редакции…
– Нет, Юля, так не годится, – отрезал Ремартов. – Мне некогда! Хорошо, не торопись. Сейчас четверть двенадцатого. Я уеду и вернусь за тобой в час дня. Но чтобы уже точно! Без сюрпризов!
