Жестокая ирония заключалась в том, что все это время подруга опасалась подвоха от мужа – не начнет ли Роман снова играть? Но тот, дав обещание, держался до последнего. Ради данного слова отказался от страсти и огня, которыми игра наполняла его жизнь. Наверное, чтобы не сорваться, ему пришлось опутать сердце железными цепями, и с каждым днем они впивались все глубже. И в какой-то миг все кончилось – сердце остановилось, Роман замер, уткнувшись лицом в руль автомобиля прямо перед Нонниным офисом. Сигнал безысходно выл, на заднем сиденье лежал пышный букет цветов – они собирались отпраздновать дату знакомства.
А Нонна разорилась совершенно самостоятельно, без помощи Романа.
– Лучше б разрешила ему играть, – терзала она себя после. – Пусть! Пусть бы проигрывал, выигрывал, снова спускал все до копейки… Я бы снова заработала. Зато он был бы жив.
– Нет, Нонночка, – тщетно пыталась успокоить я подругу, – если б он нарушил обещание и начал играть, его сердце разорвалось бы от вины перед тобой.
– Вот, я и говорю… Куда ни кинь – кругом сама виновата. Свела мужика в могилу, угробила… Не разрешала играть – умер от неудовлетворенной страсти. Разрешила бы – умер бы от чувства вины.
– По крайней мере, он жил ярко – страдал, метался, причинял боль и радость. Любил тебя.
– Мне сказали, он был блистательным игроком. Математические способности, буддистская выдержка, проницательность и чувствительность к нюансам – карточный бог…
Если был так хорош – зачем проигрывал?!
– А я посадила его в клетку, обрезала крылья…
Внешние страдания Нонны длились не долго. В отличие от меня (а я громогласно оплакала расставание с любимым, оповестила о своем горе всех знакомых и теперь жадно ищу сочувствия у первого встречного) уже через неделю после похорон Нонна вытерла слезы и собралась в комок, тем более что буквально в тот же момент ее бизнес попал под камнепад. Она редко говорит о Романе, и только со мной – я была свидетельницей их знакомства и бурной симфонии их взаимоотношений, симфонии, прозвучавшей на одном дыхании и резко оборвавшейся… Только приверженность черному цвету напоминает сейчас о страданиях Нонны, а для посторонних это выглядит элегантностью – «у мадам утонченный вкус!». Но я-то помню, что раньше лицо мадам вовсе не было таким серым, а в глазах не горел огонь затаенной боли…
– А что, пончиков больше не осталось?
– Ты, мать, все стрескала, – безжалостно заметила я. – Вообще-то, думала, еще на утро для Матвея останется. Но недооценила твою прожорливость.
– Матвей обойдется. Его наняли тебя мастерству учить, а не пончиками баловаться, – отрезала Нонна.
– Хочешь, могу сделать бутерброд?
– Бутерброд. Какая проза!
– Но мы отвлеклись от темы, Нонна. Объясни, неужели твое материальное положение настолько плачевно?
– Я заняла денег, чтобы заткнуть одну дыру, потом еще – чтобы заткнуть другую… – вздохнула Нонна. – А потом кто-то выкупил все долги, собрал их воедино. И теперь моим кредитором является местный мафиози. Известная личность. Я у него на счетчике, Юля.
– На счетчике! – испуганно выдохнула я и закрыла ладонью разинутый рот. – О ужас!
Богатое воображение тут же нарисовало страшную картину – расправа с Нонной, не сумевшей оплатить долги. Чем дольше я молчала, тем более кровавое зрелище вставало перед глазами: позвякивали цепи и наручники, бурлила в чанах серная кислота, визжала циркулярная пила, летали куски человеческой плоти, лохмотьями свисала кожа, доносились всхлипы и стоны…
– Юля, – рассмеялась Нонна, – не фантазируй! На тебе лица нет. Не хорони старушку заранее, я еще собираюсь повоевать.
– Сколько ты должна этому бандиту?
Сумма, названная подругой, шокировала. Я привыкла манипулировать менее громоздкими цифрами – двадцать три рубля за литр кефира, восемь – за городскую булку.
– Но только до конца октября. Потом – очередная накрутка процентов.
– А если продашь «крузер», и квартиру, и офис, тебе хватит?
– Должно хватить. В обрез. В дополнение к тому, что имею в банке. Только бы успеть.
– А мафиози тебя не обманет? Скажет, все, красавица, опоздала. Давай считать заново.
– Возможны любые варианты развития сюжета. Я надеюсь на более благоприятный. Поэтому срочно распродаю имущество.
– Нонна, давай я тоже что-нибудь продам! – воскликнула я. – Тебе это поможет? Почку не предлагаю, она у меня измучена лошадиными дозами кофеина, – быстро добавила я. – Остается только квартира.
– Милая Юля, – прослезилась подруга, – ну что ты! Спасибо, конечно. Но твоя квартира тебе и самой пригодится. Ничего, выкручусь, не первый раз попадаю в переделку. Отобьюсь, отстреляюсь. Если надо – лягу на грунт. А потом начну подниматься.
Я увидела, как Нонна, словно многотонная субмарина, плавно движется вверх, навстречу лучам солнца, сияющим в мутной пелене океана…
Непотопляемая!
Удастся ли ей выплыть на этот раз?
– А что за фотки? – спросила Нонна, взяв в руки снимки, добытые инструктором в редакции журнала, и начала перебирать их. – Здесь ты… а рядом Холмогоров… Помню, помню… На сколько миллионов этот красавчик облегчил городскую казну? Где он сейчас? Все еще скрывается?
Я пожала плечами.
Откуда мне знать?
– Значит, это те фотографии, из-за которых Никита на тебя обиделся… Странно, вроде бы вполне приличные. А, Юль?
– Да, эти приличные. Но в журнале были напечатаны не они, а вариации на тему.
Я выложила на стол гадкий журнальчик, раскрыла его, дав Нонне возможность убедиться, насколько разительны отличия.
– Хм… – задумалась подруга. – Вот она – сила печатного слова! Вернее, в нашем случае не слова, а изображения! Стоит взглянуть сюда, – Нонна постучала согнутым пальцем по странице, – и думаешь: а Юлька вовсе не та барышня, за которую пытается себя выдать! Я сто лет тебя знаю. Ты, можно сказать, скромница. Тихий ангел. Но здесь, в журнале, выглядишь озабоченной нимфоманкой.
– Я и сама поверила.
– Так это все ложь?
– Нонна, ты совсем дура, что ли?! – рассердилась я (тихий ангел). – Вот же, показываю тебе настоящие снимки! Вот они! А над этими, фривольными, потрудился фоторедактор!
– А зачем?
– Установка у них такая – везде искать и находить клубничку, пошлость.
Нонна поморщилась:
– Да, неприятно. Но и тебе, юная развратница, хороший урок – не становись объектом вожделения папарацци.
– Постараюсь.
– А как ты раздобыла настоящие фотографии?
Я рассказала Нонне о визите в редакцию журнала.
– Матвей – молодчина! Правильно действует. Жаль, ты не позволила парню превратить в руины мерзкое убежище папарацци.
