И ни слова правды.
Теперь я это поняла.
Но слишком поздно.
Насупленная и траурная, я вторглась в празднично сияющую кофейню. Солнечные зайчики играли на золотой отделке скатертей, прыгали по приборам, золотили волосы посетителей. Работали кондиционеры, так как май радовал на удивление жаркой погодой.
Когда я появилась в кофейне, Нонна муштровала на кухне персонал. Вот и занималась бы только этим – у неё хорошо получается. После Нонниных внушений официантки порхают вокруг клиентов, словно волшебные нимфы, а барист не забывает прогревать чашки, прежде чем налить капучино.
Нонна вышла в зал и кивнула на столик в углу:
– Падай. Привет, красавица. А что мы сегодня такие пасмурные?
– Никита не ночует дома. Уже два дня.
– Ого! С чего вдруг? Поссорились?
Я, скорчив страдальческую физиономию, подробно описала ситуацию. Не забыла упомянуть, что именно рекомендации подруги и угробили мою личную жизнь.
– Ах, ну надо же! Опять я не то сказала! – всплеснула руками Нонна и засмеялась.
– Чего ржёшь? – обиделась я. – Ты не поняла? Никита меня бросил! Я сплю одна!
– Да ты вообще никогда не спишь, по ночам сидишь у ноутбука, – пожала плечами Нонна. – Так какая разница? Но ты всё сделала правильно. Пора было поговорить с Никитой и нарушить его аркадскую идиллию.
Хм, не знала, что Нонне знакомо выражение «аркадская идиллия».
Образованная моя!
– Ты с утра до вечера крутишься-вертишься, пишешь для двух журналов, помогаешь в двух кофейнях, а он валяется, как тюлень, на диване.
– Он не тюлень, – запротестовала я. – Он бедный безработный.
– Тоже мне, страдалец! Бедный-несчастный мальчик возрастом под сорок!
– Ему ещё далеко до сорока! – возмутилась я.
– Совсем близко. Хватит его жалеть. Никуда он от тебя не денется. Кстати, где, как думаешь, окопался? У друзей? У мамаши?
– Не знаю. Не буду же я обзванивать всех с вопросом: мой беглец случайно не у вас?
– Не переживай, вернётся, – твёрдо заявила Нонна.
Мне очень понравилась её уверенность. Хотелось бы и самой питать подобный оптимизм.
– Он умный мужик, а ты сказала ему правду. Конечно, правда ранит. Но Никита придёт в чувство и поймёт, что надо не на тебя обижаться, а исправлять собственное поведение. И вернётся домой. Ты только жди. А пока – вот, держи. Надеюсь, это поднимет тебе настроение.
Нонна выложила на стол деньги.
– Что такое? – недоверчиво посмотрела я на купюры. – Что празднуем?
– Твой бонус за март и апрель.
– Да ладно! – не поверила я.
– Угу. Бери-бери…
– Но я же у тебя не работаю.
– Неужели? Очень даже активно работаешь, насколько я могу заметить.
– Я думала, что занимаюсь рекламой на общественных началах. В плане дружеской поддержки, – промямлила я.
Однако в груди приятно потеплело. Неужели толстенькая пачечка сейчас станет моей? Как удачно! Я что-то сильно поиздержалась за последний месяц…
Нет, правда?
– Юля, неужели ты серьёзно? И ты всё это время, пока мы запускали кофейни, бегала, трудилась, проводила рекламную кампанию – без надежды на какую-либо материальную отдачу?
– Нет, ну… мысль, порой, конечно, возникала… Я ждала, что ты официально предложишь мне место менеджера по рекламе. Но ты не предлагала…
– У меня нет такой штатной единицы.
– И, в конце концов, я решила, что работаю за идею. И за кофе. Во-первых, мы провернули отличное дело – открыли две чудесные кофейни. Во-вторых, меня постоянно кормят. И тут, и в «Шоколаде».
– Накормить тебя трудно. С твоей-то анорексией!
– Зато я пью, как слон. Истребляю литры кофе. Каждая чашка, между прочим, восемьдесят рублей. А капучино с корицей – все сто десять.
– Ты прекрасно знаешь, что оно того не стоит. Кофе нам обходится в копейки. Цена, указанная в меню, накручена.
– Как бы там ни было… В общем, если у меня и мелькала мысль об оплате, то вскоре исчезла. Я рада делать с тобой общее дело и видеть великолепный результат. Готова работать бесплатно.
– Значит, ты настоящая идиотка, – сделала вывод Нонна.
– Что?!
– Идиотка, – безжалостно повторила подруга. – Необходимо ценить свои профессиональные качества. Ставить условия, выкатывать требования. А не работать за идею.
– Нет, ну я же…
– Какая у нас идея? Мы открыли Богдану Гынде, мерзкому жирному капиталисту, две кофейни? Чтобы он стал ещё богаче?
– Плевать на Гынду, – меланхолично ответила я. – Суп отдельно, мухи отдельно. Богдан дал нам деньги, мы сделали конфетку. Даже целых две конфетки! Ты оглянись – разве не классно всё у нас получилось?
– Да, неплохо, – согласилась Нонна без энтузиазма. Настроение у неё испортилось. Так обычно случалось, когда она вспоминала про своего шефа или имела несчастье пообщаться с ним. – Забирай деньги.
– Спасибо! – горячо поблагодарила я. – А то, знаешь ли, финансовый кризис. И мировой, и мой личный, локальный. Уже прочувствовала. «Удачные покупки» на последнем издыхании, в «Стильной леди» тоже нет денег, задерживают гонорар. Как бы мои журнальчики и вовсе не закрылись.
– Зато нашим кофейням никакой кризис не грозит. Мы никогда не закроемся.
– Было бы здорово. Но зря ты думаешь, что кофейням не грозит кризис. Народ потихоньку нищает. Все вокруг экономят. Скоро и к нам перестанут заглядывать. Будем сидеть без клиентов.
– Да если даже вообще никто ходить не будет! – загадочно усмехнулась Нонна. – Кофейни принадлежат Гынде. И они ему нужны. Поэтому при любом раскладе мы будем открывать двери по утрам, выкладывать на витрину круассаны и выставлять пирожные.
– И варить божественный кофе, – добавила я. – Но это странно, очень странно! Богдан Гында владеет фабрикой, заводами, различными производствами, торговыми комплексами, тысячами квадратных метров недвижимости… Я думала, кофейни для него – милое развлечение. Подвернулись два отличных местечка, вот и схватил от жадности.
– А вот и нет, вовсе не развлечение. Но и не бизнес, – туманно произнесла подруга.
Пойми её!
Ссоры и разлуки необходимы. Теперь я это поняла. Именно в них остро осознаешь, насколько тебе дорог любимый.
Никита так и не вернулся. Я собиралась третий вечер провести в тоске и ожидании. Самое интересное – отсутствие бойфренда, упорно называемого мужем, благотворно повлияло на производительность моего труда. Чтобы спастись от грустных мыслей, я вообще не отходила от ноутбука, беспрерывно стучала по клавиатуре, соединяла слова в строчки, строчки – в абзацы… Временами меня захлёстывало волной безудержного страха: а вдруг Никита распробует терпкий вкус одиночества и решит оставить всё как есть – я здесь, он там, неведомо где.