А я считала себя виноватой. Совесть с плотоядным чавканьем грызла мои внутренности. Ведь я страшно жалела о деньгах, истраченных на Ланочкину путёвку, злилась и психовала. Возможно, злость, выработанная мною, каким-то образом переформатировалась в пространстве и обрушилась потоком несчастий на бедную Никитину мамулю…
Я возила её на физиолечение, в представительство авиакомпании, по магазинам, в гости к подругам – в общем, куда бы только ей ни понадобилось. Я даже предложила Ланочке сделать ей собственноручно мелирование. Ещё разок. Но уже более профессионально, чем в первый раз.
– Нет, не надо, – сухо ответила Лана Александровна, окинув меня изучающим взглядом.
Я приготовилась смиренно выслушать гневную отповедь. Наверняка сейчас услышу, какой я никчёмный парикмахер, водитель и садовник, – отвратительно делаю мелирование, плохо вожу машину, бездарно пересаживаю пальмы…
Зато я отлично покупаю квартиры!
Это мне удаётся лучше всего.
Страшно даже думать о том дне, когда Никитина мама узнает о нашей утрате. Благодаря моей непревзойдённой финансовой сноровке нам удалось избавиться от солидной суммы денег. Теперь у нас ни денег, ни квартиры.
Но Ланочка вдруг сказала с неожиданной мягкостью в голосе:
– Прости, Юля. Я так часто бываю к тебе несправедлива. А ведь ты очень добрая и отзывчивая девочка…
Я застыла с открытым ртом. Едва не рухнула замертво!
Неужели меня только что похвалили?
– Но, конечно, я больше никогда на свете не доверю тебе мою прекрасную шевелюру. Хватит, ты достаточно поизмывалась в прошлый раз. И почему ты припарковалась в двух километрах от входа? Ты же видишь, у меня сапоги на шпильке! Так, сегодня я планировала заехать ещё в энергосбыт, по дороге заскочим оплатить Интернет, а ещё обязательно надо купить биоконцентрат для пальмы. Да, да, Юля, для той самой пальмы, которую ты едва не угробила…
Никита перехватывал у меня машину и все же подрабатывал таксистом. Расставаясь по вечерам с любимым, я заламывала руки, словно скорбящая мать, провожающая сына на войну. Ночью «бомбить» было выгоднее. Но и гораздо опаснее.
Один раз Никита вернулся с черепно-мозговой травмой и переломом нижних конечностей. Вернее, ему просто немного подпортили внешность, но, увидев ссадину на скуле Никиты, я впала в истерику. Верещала и металась по квартире, пыталась звонить в «Скорую»: любимый нуждался в срочной госпитализации. Вот, получил по физиономии! А ведь я предупреждала – работа опасная, не надо за неё браться! Интуиция мне подсказывала: Никите – с его любовью к классической музыке и двумя иностранными языками – будет трудновато вписаться в шофёрскую тусовку. Страшно далёк он от народа. Да и клиентов на всех не хватает, таксисты за них дерутся.
Но виновник моих переживаний, несмотря на разбитую скулу, выглядел весёлым и шальным. Новый опыт, очевидно, взбодрил его. Не так уж часто топ-менеджеру удаётся поучаствовать в драке. И к чему тогда были мои страдания по поводу недостаточно чётко прорисованных кубиков его пресса? Вот же, свершилось – он размялся, помахал кулаками, выплеснул накопившуюся злость. Никита, несомненно, вышел победителем в той потасовке, накостылял оппоненту по полной программе. Иначе почему бы его глаза так радостно блестели?
За месяц Никита преобразился – подтянулся, похудел и простился с интеллигентской рафинированностью. Иногда любимый возвращался с пачкой денег. Но чаще – едва хватало на бензин. Бензин снова подорожал, причём стремительно, – это произошло, как только оживились международные рынки и цена на нефть поползла вверх…
Да, я стала женой пролетария. Но в моем новом положении были какие-то терпкие, неведомые ощущения. Одно дело встречать на пороге холёного красавчика, вернувшегося из командировки в Монако в импозантном костюме, при галстуке, всего такого европейского и неземного. И совсем другое дело – принимать в объятия небритого работягу, одетого в старый свитер и джинсы, пропахшего бензином, улицей и сигаретным дымом… Но я получала особое, немного мазохистское удовольствие от этой брутальности, от грубоватых манер, появившихся у Никиты в качестве защитного рефлекса и мимикрии…
Мы с интересом детей, обнаруживших клад, подсчитывали мятые купюры, и они были гораздо дороже тех новеньких, хрустящих бумажек, что пачками доставались Никите в докризисные времена…
Но как же утомляют мысли о деньгах! Впервые я не жалела о том, что у нас нет потомства. Всего один ребёнок – Ланочка – сидел на шее. А больше мы сейчас и не прокормили бы… Надеюсь, всё вернётся на свои места. Мы переживём трудный год, вынесем испытания. Моя неустроенность, Никитина низкоквалифицированная подработка – всё это временно…
Большинство сотрудников «Удачных покупок» до сих пор оставались не у дел. Мы перезванивались и плакались друг другу в жилетку. Кто устроился отлично, так это Лиля. Во-первых, она теперь заправляла делами в цехе кованых изделий, став там первой леди. Дизайнерское образование вкупе с тонким вкусом позволяли ей руководить художественной стороной процесса. К тому же Лиля активно двигалась к заветной цели: прокладывала сейчас широкую аллею по направлению к ЗАГСу, асфальтировала её, украшала клумбами… Она намекнула, что, вероятно, скоро я получу приглашение на свадьбу.
Не откажусь ли я исполнить роль подружки невесты?
Почему бы нет?
Надо только будет сделать морду повеселее. А то у меня теперь постоянно кислое выражение лица. Скоро запишусь в ученицы к Лиле. И теперь она станет учить меня приятным манерам.
Но ещё более яркой иллюстрацией к идиоме «поймать за хвост птицу удачи» стала Евгения. Моя подруга день ото дня покрывалась всё более толстым слоем шоколада. Небеса наконец-то компенсировали ей нравственные мучения, перенесённые с невероятной стойкостью, фортуна вознаградила Женю за проявленное мужество…
Сейчас я ехала за город – в крутой коттеджный посёлок. Да, именно туда и переселилась моя приятельница, когда экс-муж выгнал её из квартиры. Она не стала мелочиться! И теперь беженцы – Евгения конечно же прихватила только детей! – обитали в шикарном особняке. Под заботливым крылом Генриха Николаевича…
– Что это значит? – изумилась я, когда подруга однажды сообщила новость, что переезжает к начальнику.
– А вот сама подумай, что это значит! – радостно выпалила Женя, сияя от восторга.
Бывшая соседка сверкала и искрилась, словно новогодняя гирлянда, полыхала безудержным счастьем. Изумрудные и нежно-розовые протуберанцы вспыхивали в воздухе над её головой, мерцали и радужно переливались, создавая атмосферу праздника.
– Генрих Николаевич решил временно приютить тебя? Посочувствовал, проникся? Сдал тебе комнату? Просто пустил пожить? – набросилась я на Евгению. – Или что? Или как?
Ответ на все свои вопросы я получила сразу, едва попала в дом Генриха Николаевича и, проследовав в гостиную за торжественной и значительной Женей, увидела хозяина.
