Ну надо же, из Лондона меня достала.
А я-то, проводив свекровь в аэропорт, ощутила себя в полной безопасности. Расслабилась.
– Да, Юлечка, не забудь протереть листья пальмы. Каждый листочек. Она это любит. И ещё надо будет произвести подкормку, я вышлю тебе инструкцию по и-мейлу…
Проклятые средства связи!
Лучше бы их вовсе не было. Чтоб ни по и-мейлу, ни по телефону. Уехала и уехала. И никакой возможности переброситься весточкой…
– Юля, не сомневаюсь, ты справишься, – безапелляционно заявила Ланочка, подводя итог беседе. – Ты же умница. У тебя дома, наверное, уже всё блестит.
Безусловно.
Блестит и сверкает.
Если сильно-сильно прищурить глаза.
– Да, хорошо, обязательно сделаю, – безжизненным голосом подтвердила я.
– Надеюсь на тебя, моя дорогая…
Нонна всегда говорила, что я страшно распустила свекровь. Она у меня обнаглевшая и непуганная, как кенгуру в заповеднике. Но что же делать, ведь Ланочка – мама Никиты! Поэтому я очень трепетно к ней отношусь. А она беззастенчиво пользуется моей слабостью.
С горем я поделилась с Евой, наткнувшись на соседку во дворе.
– Что за хрень! – воскликнула она, гневно сверкнув огромными карими глазищами. И добавила парочку крепких выражений. Ева в этом деле мастер. – Пусть отжимается! Сама резвится в Лондоне, а ты будешь драить её квартиру. Какой смысл?
– Но я пообещала.
– Ну и ладно. К тому моменту, когда твоя мегера вернётся домой, там всё опять мхом зарастёт. И незачем убиваться. Скажи – помыла. И ваша долбаная квартирка сияет, как Лувр. Как она проверит – из Лондона-то!
– Врать неохота.
– Подумаешь! Ну, может, нанять уборщицу? Закажи кого-то из клининговой компании.
– Ты что?! Ланочка возмутится, что чужие люди копались у неё в доме… Ну, хорошо. Я придумала выход. Произведу лёгонькую уборочку, уборку-лайт. Так, на пару часиков. Но окна мыть и шторы стирать не буду!
– Полумеры, – пренебрежительно возразила Ева. – Свекровь всё равно останется недовольна. Зачем тогда уродоваться?
– У неё хотя бы не будет повода сказать, что я полностью проигнорировала её просьбу.
– Юля, не парься. Забей. Скажи – да, надраила, вылизала, постирала. И она будет довольна.
– Значит, снова врать.
– А ты сначала потренируйся. Чтобы голос звучал убедительно.
Письмо Веронике:
«…и пожаловаться Никите, но, естественно, не могу. Ни один мужчина не поймёт, какой это адский труд – вылизать всю квартиру, надраить кафель, паркет, постирать шторы… Тем более речь идёт о его маме, он её обожает. Как жаль убивать два дня на уборку. Но и врать, как советует Ева, тоже противно. Я и так уже капитально завралась. Слишком часто приходится это делать!..»
Ответ Вероники:
«Юля, человеческие отношения – это покер. Комбинации, построения, тонкий расчёт, ходы. Или ты, или тебя. По идее, свекровь – твоя семья, и вы должны играть на одной стороне. А на самом деле она постоянно тебя использует. Почему ты позволяешь это делать?»
На подступах к редакции наткнулась на Фёдора Полыхаева. Коллега имел вид человека, измученного то ли гастритом, то ли непрерывными занятиями кофейным сексом: лицо серое, под глазами чёрные круги. Даже хемингуэевская борода утратила былую привлекательность, не блестела, пугала неряшливостью.
– Расследую одно дельце. Ну, ты знаешь, с кем оно связано. Уже кое-что раскопал, но не сплю, наверное, неделю. Некогда, – объяснил Фёдор. Он потёр переносицу, устало прикрыл глаза.
Не угадала!
Не секс и не гастрит.
Журналистское расследование.
Зато Федя расстался со статусом пешехода и вновь обрёл крылья – я увидела рядом с бордюром его возлюбленную «Полночную звезду». Мне известно, что мотоцикл обошёлся Фёдору почти в миллион. И хотя я не понимаю, как можно ездить на двух колёсах, однако этот великолепный зверь, готовый к стремительному рывку, производит сильное впечатление. Даже когда мирно стоит на тротуаре. А уж когда зарычит…
Я попыталась выведать у Феди подробности его расследования. Что он раскопал про Богдана Гынду? Но коллега не был готов делиться секретами. Однако сам, как обычно, живо интересуется моими делами и новостями. Он осторожно втыкает щуп в мягкую почву, выискивая противотанковую мину, и аккуратно проходит метр за метром.
– Что, подруга, кинули вас с дедушкой-артиллеристом? – вдруг вспомнил Федя. – Обломили с квартирой-то?
– Да, – горько вздохнула я. – Но надежды не теряю.
– А хочешь сделку?
– Хочу. А какую?
– Давай я пощекочу ахиллесову пяточку одному важному чиновнику. Использую мои рычаги. И буквально через неделю твой старичок станет владельцем квартиры.
– О! Федя!
– А ты, изнемогая от благодарности, разузнаешь, куда уплыли документы, компрометирующие Богдана Гынду.
– Тебя так они волнуют?
– Мне их не хватает. Я чувствую, если б они у меня были, то факты, которые я добыл самостоятельно, сразу сложились бы в целостную и эффектную картину.
– А просто так, из человеческого сострадания ты не станешь помогать ветерану? Или из чувства долга – мы ведь все в долгу перед участниками войны, правда?
– Юлька… Ну это же непросто! Мне придётся использовать парочку боезарядов, припасённых совсем для другой цели – и вовсе не для борьбы за квартиру… И если я истрачу ресурс, то не за большое человеческое спасибо, а в надежде получить реальную компенсацию. Мне необходим компромат на Богдана. Не хватает совсем немного – и я бы завалил эту жирную морду!
– Я пас. Эта задача мне не по зубам. К Богдану не подобраться, ты же понимаешь…
В этот момент у обочины плавно притормозил и замер гигантский лимузин. Он горел чёрным лаком, рассеивал солнечные зайчики, и это казалось невероятным, учитывая, какая грязь царила кругом. Тонированные стёкла загадочно мерцали.
Задняя дверца приоткрылась, и оттуда донёсся сочный баритон… Богдана Гынды, политика, могучего бизнесмена, собственника половины городских предприятий:
– Юля, детка, садись-ка в машину.
Глава 11
Ночной гость
Из моего письма Веронике:
«…а затем меня пригласили в школу № 32 – выступить перед детьми, рассказать о профессии журналиста. У них неделя профориентации. После того, как я раздобыла для учебного заведения несколько миллионов и там была оборудована великолепная химическая лаборатория, мимо школы проезжаю с опаской. Боюсь увидеть обугленные руины…
Директор школы теперь ко мне неравнодушен. Я одна принесла ему в клюве больше денег, чем весь попечительский совет, являясь при этом совершенно незаинтересованным лицом. Он подумал, я хочу пристроить в школу своего отпрыска. Долго всматривался в моё лицо, пытаясь определить, подхожу ли по возрасту на роль мамы первоклассника. Согласись, сейчас это непросто – на глазок определить возраст женщины…»
