Возникало ощущение, словно мы с Никитой сидим в двух разных лодках, и течение уносит нас всё дальше и дальше друг от друга… В последний момент ещё можно было дотянуться руками, ухватиться за борт и избежать отчуждения. Но мы ничего не сделали, просто смотрели, как всё больше увеличивается расстояние между нами…
Я надела чёрную кофту и стянула волосы в мышиный хвостик. Джинсы падали, все мои пять дополнительных килограммов куда-то исчезли. А ведь, по мнению Никиты, ради их истребления я пожертвовала ребёнком. В зеркале отражалось измученное лицо с обострившимися скулами и подбородком.
В редакции газеты без проблем приняли версию об отравлении.
– Суши. Роллы «Калифорния» и так далее, – безжизненно объяснила я. – И вот… Загремела в больницу.
– Да, с японской кухней надо быть поосторожнее, – сочувственно закивали коллеги.
Главный редактор предложил отдохнуть пару дней, восстановиться. Его испугал мой внешний вид. Наверное, я походила на ведьму, к тому же – на молчаливую ведьму, и моя молчаливость поражала коллег даже больше, чем ввалившиеся щёки.
В редакции «Стильной Леди» меня окружила заботой Марина Аркадьевна. Я выложила на стол новую статью – это был первый опус, написанный без допинга, то есть без единой чашки кофе. Я полностью переключилась на зелёный чай. И ничего, написала, смогла. Вроде бы получилось неплохо. Работа над статьёй помогла ненадолго отвлечься от чёрных мыслей…
Мариночке я повторила сказку об отравлении.
– Бедняжка. Зато отлично похудела. А то джинсы на тебе уже трещали. Вот, сейчас ты вернулась к идеальным параметрам, приятно посмотреть.
– Марина!
– Что?!
– Да я едва не сдохла в больнице! А ты опять про похудение.
– Ну-у… Личико у тебя, конечно, замученное. Но фигурка – прелесть!
– Марина, ты параноик, – криво усмехнулась я.
– Да ладно, – отмахнулась главный редактор и взяла в руки распечатку. – Ах, Юля, ты умница! Ты меня удивляешь. Загремела в больницу, чуть копыта не отбросила, но статью тем не менее принесла в срок.
А чем же ещё заниматься дома – вечером и ночью? Между мной и Никитой выросла Берлинская стена, монументальная и непреодолимая. Мы умудрились воздвигнуть её практически молниеносно. Непонимание, гнев, обида и страшная боль из-за случившегося стали нашим строительным материалом.
Я так и не поняла, в чём виновата. Ведь я не травила себя таблетками, добиваясь модельных очертаний. Но Никита, вероятно, основательно зациклился на этой мысли и смотрел на меня с неприязнью. Его будущий ребёнок погиб, не родившись, потому что я проявила преступное легкомыслие…
Марина Аркадьевна пощёлкала в воздухе пальцами, возвращая меня к действительности.
– Кстати, – вспомнила она, – витамины ещё не закончились? Подарить вторую коробочку?
– Там ещё есть несколько конфет. И потом, мне неудобно принимать от тебя такие дорогие подарки.
– Ой, брось!
В гости прибыла Лана Александровна, озарённая светом благородной идеи не дать снохе зачахнуть. Она принесла с собой термос. Не знаю, сообщил ли ей Никита о нашей трагедии или тоже скормил мамочке байку об отравлении японскими роллами. Я, во всяком случае, не собиралась делиться с ней своими переживаниями. Если в эти дни мне с трудом удавалось выносить Никиту, всегда такого близкого и родного, то что уж говорить о Ланочке, каждый контакт с которой обычно стоил мне пары миллионов убитых нервных клеток?
Я мечтала остаться одна. А Ланочка мечтала окружить меня заботой. Да так, чтобы сын заметил.
– Мама, а Юле обязательно пить этот бульон? – с сомнением спросил Никита. Я с видом великомученицы зависла над пиалкой с золотистой жидкостью, заботливо украшенной листиком петрушки. Размышляла: а не смахнуть ли посудину со стола, послав всех подальше?
Пусть оставят меня в покое!
– Что ты, Никита! – засуетилась Ланочка. – Бульон просто необходим Юлечке. Ей надо восстанавливать силы. Юля, быстренько, давай-ка!
Сострадание промелькнуло в глазах мужа. Я удивилась: подумать только, Никита остался равнодушен к моим рыданиям в больничной палате, однако он проникся сочувствием, увидев, как Ланочка пытает меня бульоном…
Как это объяснить?
Где логика?
Я безумно нуждалась в его поддержке все эти дни, но Никита был холоден, как гранит. И вот, пресловутый бульон вдруг разбудил его чувства. Неужели Никита вспомнил, что всё-таки любит меня?
– Мамуль, а тебе вернули из ремонта компьютер? – поинтересовался он, обняв Ланочку за плечи.
– Да, его починили. Но так как Юлечка угодила в больницу… И сейчас ещё плохо себя чувствует… В общем, мы его так и не забрали.
А ножками дотопать до офиса фирмы?
Или подъехать на маршрутке?
Слабо?
– Мам, почему же ты мне не сказала? Я бы съездил и привёз.
– Никита, ты так напряжённо работаешь! Весь этот бизнес. «Газели», «фредлайнеры», «вольво». Контракты, переговоры… Нет, нет, я не могу отрывать тебя от дел!
А я, наверное, не работаю.
Прохлаждаюсь.
– Мамуля, давай я включу мой компьютер, а ты поныряй в Интернете.
– Ой, правда? – горячо обрадовалась Ланочка и подскочила со стула. – Никитушка, это отличная идея! Я ужасно соскучилась по девочкам на форуме, по Дэйзи. Жизнь совершенно невыносима без Интернета, правда, детки?
Я бы так не сказала.
Жизнь невыносима сама по себе.
Пристроив маман к компьютеру, Никита вернулся на кухню, забрал у меня пиалу и вылил её содержимое в раковину. Я вздохнула с облегчением, хотя тут же подумала об африканских детях – они голодают, а мы тут спускаем в канализацию куриный бульон.
– Спасибо, – выдавила я. – Ты меня спас.
– Дё рьен, – ответил муж. – Не за что. Это по-французски.
– Догадалась, – язвительно заметила я. – Не надо было переводить. Думаешь, я совсем тупая?
– Я так не думаю.
– Думаешь, я за пять лет совместной жизни с тобой не выучила, что означает это выражение? – обиженно, с надрывом произнесла я.
– Юля!
– Что, Юля?! Зачем отвечать на французском? Ты хочешь подчеркнуть свой аристократизм и мою необразованность, да? Конечно, ты самый умный! А я идиотка.
– Прости, я не хотел тебя обидеть. Случайно вырвалось.
– А ты меня не обидел! Сейчас – не обидел. Это же такая ерунда по сравнению с тем, в чём ты меня подозреваешь!
Я вовремя остановилась и прикусила язык, вспомнив о Ланочке за стеной. Она наверняка прислушивается к нашей ссоре.
