— Если бы это произошло в метро, она смогла бы выйти
только на остановке. А за две минуты ты бы все ей объяснил…
— Ты думаешь?
— Конечно. За две минуты можно объяснить теорию
относительности и значение двух сотен основных китайских иероглифов. Все
зависит от настроя.
Пацюк послал Бороду подальше и отправился путешествовать по
продвинутым кабачкам в полном одиночестве. Последним пунктом в его программе
стало посещение “Аризоны-69”, но свободных мест там не оказалось.
Как не оказалось там и Мицуко.
Вернувшись домой, он позвонил Анне Николаевне, приходящей
домработнице. Анне Николаевне было около пятидесяти, в свое время она была
художницей, занималась росписью по шелку и даже где-то выставлялась. Но грянула
перестройка, а за ней и десятилетие ползучих революций, на пятки стали
наступать конкуренты — молодые, зубастые и закончившие не какую-нибудь там
“Муху”, как несчастная Анна Николаевна, а “Репинку” и даже Флорентийскую
академию с обязательной практикой в галерее Уффици. Анну Николаевну выкинули на
помойку вместе с ее батиком в стиле “сталинский ампир”. И последние два года
она перебивалась тем, что устраивала у Пацюка небольшие постирушки и два раза в
неделю прибирала его логово. Он платил ей триста рублей в месяц, и оба они были
довольны друг другом. Но теперь, когда в комнате Пацюка поселился “ебеньюар” с
примкнувшими к нему трусиками, а в ванной — губная помада, Пацюк решил отказать
художнице от места.
Не навсегда. Только лишь на время.
Его пугала одна лишь мысль о том, что любопытная Аннет (как
она сама себя называла) будет рыться в вещах, которые гипотетически могли
принадлежать Мицуко.
Мекнув в трубку, что он уезжает в командировку на месяц
(дальше — будет видно), Пацюк заверил Аннет, что позвонит, как только приедет.
И пообещал ей аппетитную гору грязного белья и прибавку к жалованью.
Уладив вопрос с домработницей, Егор весь остаток воскресенья
посвятил просмотру ладно скроенных и крепко сшитых американских страшилок про
маньяков. Поточные хот-договские триллеры были так же любезны его сердцу, как и
изысканный Эдогава Рампо. Но теперь Пацюк не просто наслаждался крупными
планами окровавленных ножей преступников (как обычно и бывает — самых
обыкновенных, кухонных). И крупными планами окровавленной груди жертв (как
обычно и бывает — самого расхожего, третьего размера).
Пацюк искал подсказку.
Из маньяческой эпопеи следовало, что леденящий ужас у жертв
вызывают:
— струны от карниза;
— стрекот кинокамеры;
— гулкие шаги в подземных гаражах;
— непроизвольно поехавший лифт;
— внезапно заговорившее радио;
— ночные звонки по телефону;
— тень за стеклом комнатных дверей;
— тень за прозрачной занавеской душа;
— упавшая кофемолка;
— мяуканье кошки на карнизе окна;
— ни с того ни с сего перегоревшие пробки.
Ни один из этих атрибутов не был задействован в безобразной
субботней сцене. Как ни напрягался Пацюк, но вспомнить о наличии какого-либо
демона в радиусе двадцати метров от машины он так и не смог. Как не смог и не
захотел объяснить отсутствие Мицуко — последний звонок в Сосновую Поляну был
сделан им, совершенно обезумевшим от безвыходности ситуации, в два часа ночи.
Вот если бы случилось чудо, фантастическое и совершенно необъяснимое, если бы
ангел сам позвонил ему…
Но ангел не позвонил.
Зато (ранним утром понедельника) позвонил дежурный по
Управлению и сообщил стажеру, что машина за ним вышла. Проклиная хрёнову
работу, Пацюк вылез из кровати и через двадцать минут уже трясся в
управленческом “рафике” в обществе старшего следователя Забелина и
судмедэксперта Крянгэ. Они направлялись в Юкки, небольшой поселок за
Парголовом, на северной оконечности города. Там, в одном из коттеджей, было
обнаружено тело молодой женщины.
Убитой молодой женщины.
Известно пока было немногое: женщину обнаружили рабочие,
строившие соседний коттедж. Они же вызвали милицию.
До сегодняшнего утра Пацюк был в Юкках только один раз. В
прошлом году его вывез туда институтский приятель Борода, который славился тем,
что променял блестящую карьеру адвоката на место продавца кассет в
эзотерическом магазине “Роза Мира”. Еще Борода славился тем, что сам по винтику
собрал гоночный мотоцикл. А его гоночный мотоцикл славился любовью к
экстремальным трассам.
А Юкки славились своими холмами.
Именно в холмистых Юкках пролегали основные трассы Бороды.
Он выезжал в Юкки каждые выходные и отдавался гонкам по крутым холмам с такой
бешеной страстью, что приводил Пацюка в немое изумление.
— Если ты будешь так наяривать, то к сорока годам
станешь импотентом, — как-то сказал Бороде Пацюк.
— Все мы станем импотентами, — философски заметил
тот. — Какая разница — раньше или позже…
— Или убьешься. И тогда прощай, молодость.
— Молодость — это неверие в свою старость, не больше. А
я верю в свою старость…
Спорить с Бородой было бессмысленно. Он слыл недорезанным
приверженцем даосизма. И сквозь призму учения Дао рассматривал окружающий мир.
И не просто рассматривал, а пытался классифицировать. В свободное от кассет
“New Age” и мотоцикла время Борода писал трактаты. Трактатов было три:
"Учение Дао как средство ухода за личным
автотранспортом”.
"Учение Дао как средство борьбы с насекомыми”.
"Учение Дао как средство воспитания щенков акитаину”.
Никаких щенков акитаину у Бороды не было. Зато с личным
автотранспортом он легко взбирался на холмы под углом семьдесят градусов и
падал вниз под углом в сто пять. Только один раз Пацюк наблюдал эту
душераздирающую картину. Только один. На большее его не хватило.
— Неужели ты не можешь ездить по ровной дороге? —
спросил он Бороду, когда они возвращались в Питер. — Неужели ты не можешь
ездить по прямой?
— Прямая только потому прямая, что соединяет две точки.
Что может быть ничтожнее двух точек?.. А вещь, соединяющая две другие ничтожные
вещи, — и сама ничтожна…
Пока Пацюк вспоминал всю эту псевдофилософскую мутотень,
“рафик” успел выехать за город, свернуть на развилке в сторону Приозерска и
вкатиться в Юкки.
Если бы… Если бы Мицуко хотя бы подмигнула ему или намекнула
на возможность встречи хотя бы у какой-нибудь кондитерской, Пацюк бросил бы
Управление, переквалифицировался в “тамбовца”, или “казанца”, или какого-нибудь
руководителя какой-нибудь региональной топливной компании. И прикупил бы себе
недвижимость в Юкках.
Юкки были едины в трех лицах, как всемогущий господь:
собственно Юкки, Малые Юкки и Русская Деревня. И все это вместе окружала
сумасшедшая природа (сосны-березы-дубы). И все они стояли на холмах и холмиках.
И были райским уголком на земле.
