В собственно Юкках и Малых Юкках жили аборигены в деревянных
домишках и палисадниках с густо разросшейся малиной. Но уже здесь наблюдались
вкрапления дорогой породы: вновь отстроенные особняки потихоньку наступали на
хижины коренного населения.
Русская же Деревня, как следовало из названия, была
прибежищем сильных мира сего. Одна лишь коробка (стены плюс фундамент) стоила
здесь от семидесяти тысяч “зеленых”. Верхняя планка цены поднималась на
недосягаемую высоту. А на этой высоте парили индивидуальные проекты,
рукотворные альпийские луга, рукотворные японские сады камней и мрачные
стилизации под курные избы.
Но до Русской Деревни “рафик” не доехал. После собственно
Юкков он завалился за подкладку леса и затрусил по только что
заасфальтированной дороге. Пацюк хорошо знал эту дорогу — она вела к песчаной
холмистой трассе, на которой еженедельно щекотал себе нервы Борода. Миновав
трассу, “рафик” приблизился к разношерстной группе особняков на самом краю
леса. Все они были либо не достроены и брошены, либо находились в стадии
строительства.
— Увидишь подобный недострой, знай — хозяин либо сидит,
либо лежит! — заметил судмедэксперт Крянгэ, широко известный своими
левацкими взглядами.
— Ну, сидит, понятно. А лежит-то где? —
переспросил Пацюк.
— Где-где… В могиле!
Через пять минут, попетляв по растрескавшейся бетонке, они
углубились в лес. А еще через три — вынырнули на крохотную равнинку между двумя
большими холмами.
— Кажется, приехали. Это здесь, — сказал Забелин,
когда “рафик” остановился.
Пацюк задрал голову и покачал головой, а судмедэксперт
Крянгэ присвистнул.
То, что открылось их взору, даже трудно было назвать
особняком в общепринятом, краснокирпичном. смысле этого слова. Это был настоящий
замок. Мрачный средневековый замок с обилием башенок, узких, как бойницы, окон
и мрачных, как ночь, витражей. Замок был сложен из цельных кусков камня, первый
этаж его был облицован гранитом.
— Неплохо устроились, черти, — сказал старый
материалист Крянгэ. — Раскулачивать пора. Интересно, кто только в этом
теремочке живет?
— Дракула арендует, не иначе, — подпел
судмедэксперту Пацюк. — А в подвале — гробы…
И не только гробы. Пацюк с любопытством осматривал окрестности.
От поселка особняк был отделен стеной леса, он был одинок. Совершенно одинок.
Если не считать еще одного строительства: в трехстах метрах от суровой готики
еще один сумасшедший возводил еще один дом. И Пацюк с удовольствием зацепился
за него взглядом: самый обычный новорусский винегрет из кирпича и бруса. Только
— идиоту могла прийти в голову мысль расположиться под крылом у замка Дракулы.
На крыльце курили два оперативника и милиционер — очевидно,
местный участковый. Забелин подошел к ним и поздоровался за руку с каждым.
— Ну что тут, ребята? — спросил он.
— Дрянь дело. Идите сами посмотрите… На втором этаже в
зале, — сказал первый оперативник: тот, что повыше.
— Зданьице то еще… Само провоцирует, — добавил
второй: тот, что пониже.
— Спаси господь от таких напастей, — резюмировал
участковый.
Спустя минуту готический особнячок уже принял Забелина с
Пацюком и Крянгэ под свои своды. Влекомые профессиональным долгом, Забелин и
Крянгэ сразу же устремились на второй этаж, а Пацюк тормознулся на первом. В
конце концов, мертвечиной он питается довольно часто и умышленными убийствами
его не удивишь. А вот подобный дизайн увидишь нечасто.
Прямо перед ним лежал внушительных размеров холл с пологой
широкой лестницей, ведущей наверх. Холл тоже был отделан хорошо отшлифованным
камнем. Справа от лестницы располагался камин, в котором при желании могла
поместиться какая-нибудь скромная малолитражка. Уж “Запорожец” — точно. Никакой
мебели в холле не было, если не считать — мебелью строительные козлы и
раскладушку, едва прикрытую тонким солдатским одеялом. На тумбочке возле
раскладушки стояла маленькая двух-конфорочная электроплитка с чайником и
кастрюлькой. А в самом дальнем углу — пишущая машинка на грубо сколоченном
ящике. Пацюк подошел к камину и принялся внимательно осматривать вырезанный из
камня орнамент.
Листья, шипы, головы химер, демонов, сатиры с разверстыми
пастями — не иначе как юморист-владелец слямзил зловещие образы из
какого-нибудь пособия по оккультизму. Та же нечисть осадила многочисленные
полуколонны, поддерживающие свод. Копошилась она и в пилястрах.
Пацюк поежился.
Даже удивительно, что нашли только один разнесчастный труп.
Обстановка располагает по меньшей мере к шабашу и массовой резне. Стажер
прошелся по холлу и снова вернулся к камину с сатирами. И присел перед ним на
корточки. Похоже, в камине уже отметились оперативники: остатки свежего пепла
были тщательно просеяны и переворошены.
Пацюк поднял голову и посмотрел прямо в каменные глаза
ближайшего сатира. “Шел бы ты отсюда, Егор, — открытым текстом сказали ему
глаза. — Заждались уж тебя, ленивца, твои товарищи”.
Пацюк внял настойчивой просьбе сатира и поднялся на второй
этаж.
Планировка второго этажа была гораздо более изощренной.
Прямо с лестницы он попал в коридор. Его освещал и тусклые светильники, в
которых Пацюк с неподдельной радостью узнал своих новых старых знакомцев —
вопящих демонов. Такая узкая специализация дома стала несколько раздражать
Пацюка, равно как и коридор, непрерывно петляющий, как горная река. Или как
змея между камнями. Но делать было нечего — он послушно шел по этому коридору,
послушно поднимался и опускался по ступенькам и в какой-то момент едва не
ополоумел от обилия переходов и с трудом подавил в себе желание позвать на
помощь.
Наконец пытка закончилась, и Пацюк наткнулся на дверь, за
которой раздавались приглушенные голоса.
Слава богу!
Перед тем как толкнуть дверь, Пацюк посмотрел на часы.
Марш-бросок по коридору занял добрых десять минут. Ничего себе!
Все еще безмерно удивляясь этому факту, он толкнул дверь и
оказался в зале, от которого вели сразу четыре двери. Все двери были обиты
тяжелыми листами оцинкованного железа. Таким же листом был прикрыт еще один
камин, очевидно, не сделанный до конца. Во всяком случае, никаких злобных
демонов по его углам не было.
В зале работала следственная группа.
"Бедняги, — Пацюк почувствовал приступ
раздражения. — Бедняги мы бедняги. Несчастные. Надо же было вляпаться в
ритуальное убийство”.
А то, что убийство было ритуальным, можно было определить,
даже не подходя к трупу, с которым сейчас возился Крянгэ. Все сатанинские
прелести были налицо: целая свора оплывших свечей, перевернутая, заключенная в
круг пентаграмма на стене и надпись под ней: “ГИБИЛ ГАШРУУМУНА ЙАНДУРУ!” И
пентаграмма, и надпись были сделаны красным, но чем именно — об этом сейчас
думать не хотелось.
