Мицуко была, безусловно, эксцентрична, но не до такой
степени, чтобы устраивать образцово-показательный ужин среди вселенского хаоса.
И пока Забелин размышлял над этим странным обстоятельством, оперативники
принесли в зубах еще один трофей: несколько волос, подобранных на подушке в
спальне. На первый взгляд эти светло-русые жесткие волоски Мицуко не
принадлежали. И Забелин сильно надеялся, что они не будут принадлежать ей и на
второй взгляд, после проведения экспертизы.
А затем…
Затем пришел черед главной улики.
Улики, найденной в ванной, на полке. Улики такой откровенной
и такой глупой, что Забелин даже растерялся. Он в полной растерянности приобщил
ее к нескольким другим уликам (менее откровенным и менее глупым). И постарался
на некоторое время забыть о ней.
И сосредоточиться на самой Мицуко.
То, что унаследовавшая особняк была убита в этом особняке,
еще имело какой-то смысл. Но то, что она до сих пор не продала “Чертову
мельницу” и ютилась в квартирке на окраине города, — это смысла не имело.
Вернувшись в Управление, Забелин заперся у себя в кабинете,
достал тетрадку и попытался изложить вопросы, сумрачной толпой теснящиеся в его
голове. Он вообще в последнее время стал замечать за собой эту болезненную
склонность: записывать все, что только в голову ни придет.
Возможно, это преддверие старости, а возможно — и смены
профессии. Некоторые ушлые ребятки из их (и не только их) ведомства уже
перескочили в авторы милицейских романов. А так, как писали они, мог бы
написать и сам Забелин.
Мысль об этом пришла ему в голову еще в прошлом году. Она
оказалась такой назойливой, что Забелин не смог ей сопротивляться. И
результатом неравной борьбы с обуревающим его зудом графоманства стала
трехсотстраничная рукопись ментовского триллера “Кровь на погонах”. Поставив в
рукописи точку, Забелин дал себе слово, что в первый же выходной снесет
“Кровь…” в одно из издательств. И он действительно снес. Сначала в одно, потом
в другое, потом — в третье… Профаны от остросюжетной прозы так и не смогли
оценить “Кровь…” по достоинству. Но Забелин надежды не терял. В конце концов,
Ван Гога тоже признали после смерти…
Итак, Забелин (мельком бросив взгляд на любезную его сердцу
пятую копию своей нетленки, лежащую в нижнем ящике стола) вынул из того же
ящика пухлую тетрадь с надписью “ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ”, раскрыл ее на
середине и вывел:
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА АЛЕКСЕЕВА
1. Родственница покойной Майской Татьяны Алексеевны и
покойного Майского Андрея Ивановича.
Майский А. И. — покончил с собой. Манская Т. С. —
убита.
2. Подруга покойного Лангера Кирилла Кирилловича. Лангер К.
К. — покончил с собой.
3. Возможно, вела переговоры о продаже дома с владельцем
казино “Понт Неф” Коровиным Геннадием Николаевичем.
Коровин Г. Н. — покончил с собой.
4. Алексеева Елена Сергеевна как таковая. Алексеева Е.
С. — убита.
ВЫВОД: СЛИШКОМ МНОГО ПОКОЙНИКОВ. И ВСЕ ПОКОЙНИКИ ОТВЕЧАЮТ
ДРУГ ЗА ДРУГА. НИКОГО ЛИШНЕГО.
Графа “Вывод” была поэтической вольностью Забелина. Впрочем,
в поэтических вольностях он был не силен, не то что милицейские писатели. Иначе
он обязательно бы облек в слова мысли, которые тревожили его. А именно: из
всего списка только сама Мицуко разорвала круг, то есть была убита третьим
лицом. Все остальные двигались по этому кругу либо по часовой стрелке: убил —
покончил с собой, либо против нее: имел неосторожность знать Алексееву Е.
С. — покончил с собой.
В любом случае все ниточки сходились к Мицуко.
Но теперь мертва и она, и некому задавать вопросы.
Забелин перевернул страницу и снова принялся строчить:
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА АЛЕКСЕЕВА
(продолжение) ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ
1. Почему Е.С. Алексеева, став владелицей особняка, не
продала его? Жить там она не собиралась, а сумма, вырученная за его продажу,
могла бы составить около 100 тысяч долларов (рыночная стоимость,
консультировался в агентстве недвижимости “Рио-Гранде”. Прим. мое. Забелин).
2. Почему она наняла сторожа и оплачивала его услуги на
протяжении года, если доподлинно известно, что особняк не готовился к продаже и
медленно разрушался (см. пункт № 1. Прим. мое. Забелин)'?
3. Почему она представилась Феликсу Спасскому женой
покойного Майского, хотя таковой не являлась?
4. Каким образом она оказалась в особняке в субботу вечером?
Следов вокруг дома не обнаружено, а свидетели (рабочие из соседнего коттеджа)
утверждают, что никаких машин к дому не подъезжало и никто в субботу к дому не
подходил (свидетели Полтавченко, Насруллаев:и Бызгу работали с 8.00 до 23.30
субботы в том крыле соседнего дома, из которого хорошо просматривается вход в
особняк. (Прим. мое. Забелин)
5. А может, она ведьма?! (Прим. мое. Забелин)
Покончив с Мицуко, Забелин переметнулся к Феликсу Олеговичу
Спасскому. Тот был одной-единственной, зато верной кандидатурой на роль убийцы.
Алиби на субботу он предоставить так и не смог, хотя утверждал, что уехал из “С
понтом Нотр-Дам” в субботу утром, а вернулся в воскресенье вечером.
И сразу же лег спать.
Со Спасским вообще получалась занятная история. Он ничего не
отрицал, он как будто сам клал голову на плаху.
— В особняке в субботу и в воскресенье вечером горел
свет, — настаивал Забелин.
— Я всегда оставляю свет, когда уезжаю. Он горит и
ночью, и днем, как иллюзия присутствия, чтобы на заброшенное имение никто не
покусился, — парировал Спасский.
— Молодая женщина убита согласно сатанинскому ритуалу.
А вы известны как давний адепт сатанизма, — настаивал Забелин.
— Я известен как ученый, изучающий сатанизм. А что
касается ритуала, то он воспроизведен не правильно и второпях, — парировал
Спасский.
— Под вашей раскладушкой найден таз с кровью жертвы, —
давил его Забелин.
— Я его туда не ставил, — возражал Спасский.
— И литература весьма специфического свойства, —
ликовал Забелин.
— А разве я прятал эту литературу? Она свободно лежала
в тумбочке. И под кроватью тоже. И только вас и дожидалась, — огорчил его
Спасский.
— Два свидетеля обнаружили вас спящим в доме, где за
сутки до этого произошло убийство, — добивал его Забелин.
— Все нормальные люди, кроме залетных строителей, в
семь утра спят. Вы, я надеюсь, тоже, — язвил Спасский.
— Неужели, вернувшись из города, вы не обошли весь дом,
не проверили, все ли в порядке?
— Я никогда не поднимаюсь на второй этаж. Мне вполне
хватает и моего угла…
И далее — в том же духе.
Сторож по-прежнему отрицал свою причастность к убийству. Но
как-то вяло, без огонька, задора и страсти. Да и сам Забелин донимал
доку-сатаниста в том же духе — без огонька, задора и страсти. Уж слишком явной
была картина. Уж слишком много обстоятельств ополчилось против Феликса
Спасского. Уж слишком бесповоротной была вина.
