— Чертова квартира… Там и у нормального человека крышу
снесет. А здесь… С кем мы имеем дело здесь?
— С кем? — с готовностью переспросил Пацюк.
— С крестьянкой, Пацюк. С крестьянкой. А подобные
квартиры не для их слабого деревенского менталитета… Будет потом всю жизнь ужасы
детям на полатях рассказывать. Так что ты уж поддержи ее, если что.
— O'key-dokey! — ляпнул Пацюк Забелину и даже
затряс головой от навалившегося на него ощущения полноты бытия.
"O'key-dokey” — это было ее, Мицуко, выражение,
случайно подслушанное Пацюком. Забавное, трогательно-наивное и, несомненно,
пригодное для всех случаев жизни. А с каким неподражаемым изяществом
артикулировал ее рот!.. Пацюк столько раз примерял эту лексическую несуразицу
“o'key-dokey” на себя, и вот наконец-то подоспел момент произнести ее вслух.
Неплохо получилось. И главное — в масть.
— Ты что сказал? — сразу же насторожился
Забелин. — Где-то я уже слышал эту бредятину…
— В боевичках американских и слышали. Где мировое зло
падает с дыркой во лбу и загибается. И все. O'key-dokey. Смотрите лучше
мексиканские сериалы, шеф.
После такого напутствия Пацюк прыгнул за дверь и сразу же
оказался в опасной близости к женщине в черном. От нее пахло перебродившим
вином и козьим сыром. И это сразу же вдохновило Пацюка.
— Как вас зовут? — вежливо спросил он.
— Настя…
— А меня — Георгий Вениаминович. Но можно просто —
Егор.
— Нам далеко ехать? — Она совершенно не знала, о
чем с ним говорить. И главное — как.
— Здесь рядом. К тому же у меня машина, Настя.
Ну, машина — это было громко сказано. Вот уже несколько лет
Пацюк являлся несчастным обладателем такой же несчастной и вечно простуженной
“бээмвухи”. “Бээмвуха” ломалась с периодичностью раз в три дня и будоражила
окрестности пробитым глушаком. В такую развалину Мицуко не сядет даже под
страхом харакири. Но на сельскую жительницу пацюковское сокровище произвело
неизгладимое впечатление.
— Это ваша машина? Красивая… — только и смогла
выговорить Настя, с почтением взглянув на Пацюка.
Еще бы не красивая, если учесть, что явилась ты из мест, где
самым модерновым средством передвижения является какой-нибудь завалященький
сивый мерин. Или трактор “Кировец” на худой конец.
Стажер открыл переднюю пассажирскую дверь и водрузил
оробевшую Настю на сиденье. Движок, как обычно, захрюкал только спустя три
минуты.
— Ну и как вам Питер? — спросил Пацюк, трогая
машину с места.
— Еще не знаю, — вежливо ответила Настя и так же
вежливо заплакала. — Я только в метро была. В морге и в метро.
Пацюк прикусил блудливый, не ко времени настроившийся на игривый
тон язык.
— Ужасная история. Примите соболезнования, Настя…
— Спасибо. Вы ведь тоже занимаетесь этим делом?
— В некотором роде…
— И вы тоже верите в то, что мой брат покончил с собой?
Ежу понятно, что покончил. На этот счет у Пацюка была
собственная теория. Кирилл Лангер затянул удавку на шее собственными руками и —
почти наверняка — сделал это от неразделенной любви.
К Мицуко.
Женщины, подобные Мицуко, были призваны для того, чтобы
косить налево и направо мужское поголовье. Обладать ими было невозможно, не
обладать — тоже. Оставалось только либо отойти в сторону и отказаться от мысли
приручить богиню. Либо — сгореть в топке порочных страстей. Ухватив лишь
напоследок лакомого женского мясца. Поцеловав лишь краешек платья.
Судя по всему, Кирилл Лангер выбрал второй путь.
И бредовая надпись на окне тому свидетельство. Любовь
Лангера к Мицуко была любовью несчастной. Во всяком случае — неразделенной.
Иначе его подруга вела бы себя совсем по-другому. А Мицуко оказалась совершенно
равнодушной — и к телу самоубийцы, и к самому факту самоубийства. С
очаровательной детской улыбкой подписала протокол — и только ее и видели…
— Следствие располагает неопровержимыми
доказательствами, — пробубнил Пацюк. — И мы с вами ничего изменить не
можем. Так что придется принять сей факт как данность.
— Мне сказали, что в милицию позвонила его подруга.
— Да, — Пацюк едва справился с волнением. —
Вы правы. Его… подруга.
— А я могу с ней увидеться?
— Думаю, вам необходимо с ней увидеться, — он
сделал ударение на слове “необходимо”. — Если хотите, я устрою…
Побеседуете с ней в неформальной обстановке.
— Спасибо… Большое спасибо… А когда?
"Да хоть сейчас”, — едва не прокололся Пацюк и
лишь в последний момент удержался от подобной глупости.
— Я дам вам номер телефона. Позвоните ей.
— А… это удобно?
— Конечно, — с неподдельным жаром воскликнул
стажер. — А я отвезу вас на встречу…
— Я и так отнимаю у вас много времени, — совсем не
к месту заартачилась сельская тетеха. — Я бы могла и сама…
— Что вы! Мне совсем не трудно… Вот мы и приехали.
Ржавый пацюковский кабриолет затормозил у мрачного
семиэтажного дома с одинокой парадной, выходящей прямо на линию. Высунувшись из
машины, Настя задрала голову и несколько минут разглядывала облупившийся модерн
начала века.
— Здесь он жил? — благоговейным шепотом спросила
она.
— Да. Именно здесь он и жил, — подтвердил
Пацюк. —
Квартира на верхнем этаже. Место, конечно, радужных мыслей
не навевает…
— Что-то мне нехорошо, — вдруг запричитала Настя,
а ее неожиданный покровитель нахмурился.
Недоставало еще, чтобы эту непуганую цесарку хватил
кондратий — и тогда прости-прощай Мицуко, прости-прощай родинка на ее правой
щеке, прости-прощай шикарный повод…
— Если хотите, можно остановиться у меня, —
нашелся Пацюк.
Настя закусила губу, раздумывая над неожиданным предложением.
— Я живу один, так что вы меня не стесните…
— Один? — Настя вспыхнула так, будто он предложил
ей мзду за секс-услуги. — Что вы… Идемте…
…Квартира номер тринадцать находилась на последнем этаже,
куда Пацюка и Настю доставил лифт, не ремонтировавшийся, должно быть, со времен
гибели в заливе Чемульпо крейсера “Варяг” и канонерской лодки “Кореец”. Лифт
орал благим матом и лязгал всеми своими стальными конструкциями, чем
окончательно доконал простодушную Настю. Она побледнела и впилась ногтями в локоть
провожатого.
"Еще стошнит беднягу”, — подумал тот и невольно
отодвинулся.
Но, несмотря ни на что, они доползли до седьмого этажа без
всяких приключений. Вывалившись из кабины, Настя перевела дух и уперлась
взглядом в дверь, единственную на площадке.
