— И где же вы взяли мои отпечатки? И волосы?..
— Ну, работаем бок о бок… Пацюк вцепился в край стола.
— Статья 303 УК РФ “Фальсификация доказательств”. От
трех до семи. И статья 299 УК РФ “Привлечение заведомо невиновного к уголовной
ответственности”. От трех до десяти. Вы рискуете, Даниил Константинович.
Забелин улыбнулся.
— Это ты рискуешь, Егор. Какая у тебя там группа крови?
Запамятовал…
— А зачем вам моя группа крови?
— Ты смотри, мне ведь еще пару-тройку документов
поднять ничего не стоит.
— Четвертая… резус отрицательный… — нехотя сказал
Пацюк.
— Ага. Достаточно редкая. У станции переливания крови
ты на вес золота, а? Кровь сдаешь?
— Сдаю.
— Одной рукой сдаешь, а другой отнимаешь, — со
значением произнес Забелин и сам улыбнулся своей немудреной шутке.
— Мне все труднее вас понимать.
— Да чего уж трудного. Часы на полке, отпечатки в
квартире, волосы на подушке…
— Это преступление?
— Да нет, конечно. Не преступление и то, что ты снюхал…
что ты стал встречаться с этой женщиной. Твое дело. Плохо, что ее убили.
— К чему вы клоните? Вы меня подозреваете?
Вот видишь, ты сам об этом заговорил. Хороший мальчик.
— Рубашка из фланели? — неожиданно спросил
Забелин.
— Не знаю. — Пацюк дернулся, как от удара током, и
инстинктивно спрятал руки под стол.
— Сдается мне, что из фланели. Причем красной. И из-под
ногтя жертвы было извлечено нечто похожее. Ну да экспертиза установит…
Тело Пацюка обмякло, готовое вот-вот свалиться на пол.
Бедняга… Хорошо, что Забелин зашел к стажеру. Может, удастся хоть что-то
прояснить. Если кто-то думает, что Забелин испытывает моральное удовлетворение,
загоняя беднягу в угол, то глубоко ошибается. Пацюк, конечно, сукин сын, но наш
сукин сын, как говаривали сильные мира сего! Да и сама потерпевшая слова
доброго не стоила, положа руку на сердце. Точная копия забелинской бывшей
супружницы, записной нимфоманки. А со своей бывшей супружницей Забелин бы и не
такое сотворил, будь его воля. Не только бы надрезал горлышко (и кто там только
не побывал!), но и добавил бы еще с десяток рукотворных отверстий к
естественным, ей-богу…
Забелин поймал себя на этой кровожадной мысли и сам себе
ужаснулся. А еще больше ужаснулся тому, что привело его к Пацюку. И что
подсознательно гнало его к стажеру все это время — с тех пор, как он обнаружил
в квартире беспривязной Мицуко старенькие часы “Егору от папы”.
Если окажется правдой, что Пацюк приложил руку к смерти
Алексеевой, то, черт возьми… Черт возьми, черт возьми… он будет на его стороне!
Даже когда передаст все материалы по делу в суд. Даже когда будет выступать
свидетелем обвинения.
Ведь Пацюк сделал (дай бог, чтобы сделал) то, на что сам
Забелин никогда бы не решился. Хотя неоднократно находил в своей собственной
квартире не то что часы или какие-то там ничего не значащие ошметки волос… А
использованные презервативы не хотите? Использованные презервативы, самым
наглым образом валяющиеся в мусорном ведре. Да что там презервативы, когда сам Забелин
вытащил из своей семейной кровати районного прокурора! Даже добрейший и далекий
от сексуальной разнузданности отец четверых детей, эксперт Крянгэ — даже он
согрешил с его бывшей супружницей, записной нимфоманкой! А потом лил скупые
мужские слезы и причитал, что бес его попутал.
О, Забелин хорошо знал имя беса! Этого беса он распинал на
кресте из гигантских вибраторов, душил с помощью гигантского презерватива,
топил в ванне и выбрасывал из окна. Но только в беспокойных ночных фантазиях,
когда бес тихо спал рядом с Забелиным. И даже закидывал на него ногу во сне.
А жалкий максимум, на который в конце концов решился
Забелин, — это спустить беса с лестницы и подать на развод.
Но и это не принесло Забелину удовлетворения. Потому что его
бывшая супружница, записная нимфоманка, тотчас же выскочила замуж за районного
прокурора. И теперь изменяла уже ему (по информации следователя, с тремя
старшими и одним государственным советниками юстиции 1-го класса). Последний
раз они виделись на дне рождения камикадзе — районного прокурора. И его бывшая
супружница, записная нимфоманка, предложила ему (ему!) уединиться в ванной. А
Забелин в очередной раз испытал желание ее в этой ванне утопить. И в очередной
раз этого не сделал.
Так что руки у Забелина были коротки.
А у Егора Пацюка — в самый раз.
Вот почему следователь идентифицировал себя с Пацюком. Вот
почему он пришел сегодня на Курляндскую. Не только для того, чтобы узнать всю
правду, но и для того, чтобы выяснить все подробности. Вплоть до того, что
испытал Пацюк, когда бритва коснулась горла девушки… Вот почему несколько минут
назад он спустил с поводка свои самые тайные, самые греховные, самые чудовищные
мысли.
Ведь на мысли действие статей УК РФ не распространяется.
Главное сейчас, чтобы Пацюк был адекватен ситуации и не
впадал ни в какие крайности.
— …Таких красных рубашек полно. — Взявший себя в
руки Пацюк вывел Забелина из сладостной задумчивости.
— Ну мы же с тобой профессионалы, Егор. Конкретная
нитка принадлежит конкретной вещи. Мог бы спросить об этом у Федора Игнатьича.
Да хотя бы сегодня… Вы же виделись.
Забелин снова ненавязчиво вернул Пацюка к его утреннему
визиту в морг.
— И потом… Я тут у тебя позаимствовал, уж не взыщи…
Из папки были тотчас же извлечены права Пацюка. И Забелин
затряс перед физиономией стажера кусочком ногтя.
— Ну, откуда это у тебя оказалось, скажи на милость?
Некоторое время Пацюк молчал.
— Подобрал на месте преступления, — наконец
разродился он. — В особняке.
— Вот как, — Забелин досадливо поморщился. —
А что же никому об этом не сообщил?
— Забыл. Не придал значения.
— Не придал значения? После того, как мы вместе с тобой
— заметь — с тобой! — осмотрели тело? Чему же тебя в институте учили?!
Уликам значение не придавать?
Пацюк кобенился, вертелся, как уж на сковородке, не хотел
признавать очевидное, — и это стало раздражать Забелина.
— Кстати, как твоя рука? — бухнул он напоследок
тяжелой артиллерией.
— В каком смысле — рука?
— У тебя же царапины на ней были, если память мне не
изменяет. Ты еще говорил, что кошка тебя оцарапала.
— Что-то-не припомню… Про кошку.
— Ну как же! А Игнатьич сказал, что на кошку это не
похоже.
— А на что похоже?
— Ну, как тебе сказать. На женщину, когда она бывает
чем-то недовольна. Или когда бывает с чем-то не согласна.
