…Метелица с трудом добрался до налоговой.
А все оттого, что раз и навсегда установленный распорядок
(подъем, ванная, сортир, завтрак, ванная, сапожная щетка, зеркало в
предбаннике, забыл последний номер “Дам и Автомобилей”, твою мать, опять
придется возвращаться, зеркало в предбаннике, автобус, метро, трамвай,
“Валмет”) — этот раз и навсегда установленный порядок был безжалостно нарушен.
И виной всему была Блондинка в Коже, которую он только вчера
принял на работу. Блондинка снилась ему всю ночь. Она перекидывала Метелицу
через плечо, как мешок с отрубями, точила на его проплешине свой
устращающе-грузинский “русули”, щелкала его “NIKON СО-OLPIX-990” в бане с
разбитными потаскухами, а в скорбном финале выкинула вещички Метелицы из
начальственного закутка и заняла его место. А его самого отправила выслеживать
материнское стадо зеркальных карпов в поселке Ропша Ломоносовского района.
Метелица проснулся в холодном поту. Во-первых, потому, что
плавать он не умел. А во-вторых — он ненавидел рыбу.
Но и утро не принесло облегчения.
Он сжег яичницу и опрокинул на себя чашку с горячим кофе.
Кроме того, чистых носков в доме не оказалось, и ему пришлось довольствоваться
позавчерашними, которые уже начали испускать отчетливый козлиный душок.
Но и на этом неприятности не кончились.
Уже выйдя из дому, уже заперев дверь на висячий замок и
приставив к ней внушительное бревно, Метелица вспомнил, что сегодня ему
предстоит культпоход в налоговую инспекцию, а все бумажки остались на столе.
Пока он проделывал все хозяйственные манипуляции с дверью в
обратном порядке, пока искал и засовывал в папку документы, пока смотрелся в
зеркало (“на удачу”, шепнула Метелице его собственная, унылая и помятая
физиономия), пока, наконец, добрался до трассы — его автобус ушел.
А до следующего был целый час.
Он добрался в Питер на попутке, и еще сорок минут заняла
дорога до налоговой инспекции. В общем, когда он наконец добрался до
предпринимательской Голгофы, оказалось, что Додик Сойфер ждет его уже целый
час.
Додик всегда сопровождал Метелицу в присутственные места. Он
выполнял роль группы поддержки, только коротенькой юбочки не хватало. Кроме
того, за эти тягостные культпоходы Додик исправно получал ежемесячную прибавку
к жалованью в размере ста рублей. Эти сто рублей шли в фонд игровых автоматов
“однорукий бандит”, у которых Додик не выигрывал ни разу.
Когда Метелица с языком на плече ворвался во двор налоговой
инспекции, Додик сидел на лавочке, поджав под себя ноги: небритый, немытый и
нечесаный. Если бы Шерлок Холмс тридцать лет проработал в оркестре народных
инструментов балалаечником — он выглядел бы точно так же.
— Опаздываешь, — укоризненно заметил Додик, когда
Метелица плюхнулся рядом с ним.
— Расстаться с деньгами никогда не поздно, —
парировал Метелица.
— Но всегда неприятно. Ты, я смотрю, тоже попался…
— В каком смысле?
— Милашка Черити. — Додик заносчиво вздернул
рулевидный нос. — Тебе ведь она тоже снилась, признавайся.
— А тебе?
— Я первый спросил.
— Снилась, — сознался Метелица. — Но если бы
ты знал, в каком виде!
— Ну, не в голом — это точно.
— С чего ты взял?
— Если бы она снилась тебе без тряпок — у тебя была бы
совсем другая физиономия. Не такая кислая. Что она с тобой делала во сне,
колись!
— Заставила сунуть нос в личную жизнь зеркальных
карпов. Я собирал на них досье, можешь себе представить!
— Ну, это еще куда ни шло… А меня, мерзавка, заперла к
арабам. Чистить ботинки всему “Хезболлаху”. И делать оттиски с подошв — на
предмет их причастности к террористическим актам.
Закончив обмен предутренними кошмарами, Додик и Метелица
надолго замолчали. Первым нарушил молчание Метелица — на правах начальника.
— У тебя нет шансов, — сказал он Додику.
— Почему это нет?
— Во-первых, ты еврей. Во-вторых — у тебя перхоть.
В-третьих — ты любишь чеснок. В-четвертых — у тебя слишком длинный нос,
целоваться неудобно. В-пятых…
Но Додик, как истинный еврей, не стал дожидаться пятого
пункта.
— Ты на себя посмотри, Валик! Лысый, ботинки не чищены,
держишься за хренову астрологию, как младенец за сиську, шагу без нее не можешь
ступить… Мракобес ты, да еще живешь за городом, в халупе, которой три копейки
Цена!..
— Зато в курортном районе. И не три копейки, а
семнадцать тысяч баксов. А вообще у нее есть муж. Грузин.
— Да что мне грузины, я сам еврей! Давай так, Валентин.
Пусть сама решает, с кем ей оставаться — с тобой, со мной или с мужем-грузином.
Никаких обид.
— Никаких, — подумав, согласился Метелица.
Они проторчали в налоговой целый день, а когда выползли из
нее, Додик попросил у Метелицы законную сотенную.
— Получишь в конце месяца, — отрезал тот.
— Ты издеваешься? Мне она сейчас нужна.
— Рабочий день, между прочим, еще не закончился. Так
что пусть твои однорукие бандиты подождут.
Додик на время отстал, он не тревожил Метелицу ни в трамвае,
ни в метро. Но стоило им только подняться по эскалатору и выбраться на Сенную,
пропахшую моментальными лотереями и пирожками с повидлом, как помощничек снова
занудил. И нудил вплоть до магазина “Флора”, пока вконец обессилевший Метелица
не всучил ему два мятых полтинника. Получив денежку, Додик подмигнул Метелице и
скрылся в магазине “Флора”.
И вышел оттуда с роскошным букетом роз.
Метелица едва не задохнулся от такого вероломства.
— Что же это ты делаешь, гад? — прошептал
он. — На мои же деньги меня же и…
— На мои деньги, Валик! На мои…
Сойфер захохотал мефистофельским хохотом и затрусил к
переулку Бойцова. Чтобы успеть приложиться к ручке первым, скотина! Почему, ну
почему самому Валентину не пришла в голову эта светлая идея с цветами?! Но
каков подлец Додик! Какого удава он пригрел у себя на груди! Ладно… Лучше роз
могут быть только розы… Мы еще посмотрим, чей букет очарует красавицу “Kawasaki
Ninja ZX-7RR”!..
…Когда Метелица с еще более роскошным, чем у Додика, букетом
вломился в “Валмет”, первое, что он увидел, был несчастный Сойфер, стоящий за
конторкой. Прямо перед ним лежали поникшие, разочарованные розы. Что ж,
молниеносный штурм Карфагена не удался. Тем лучше. Сейчас шансы у них
уравнялись. А Метелица со своим букетом (девять роз против Додиковых трех)
выглядит даже предпочтительнее.
— Ну что, ухажер, погорел?
— Сам погорел, — огрызнулся Додик. — Не нужны
никому наши цветочки. Подарим их английской королеве-матери, если она
как-нибудь к нам завернет… В ближайшие выходные.
