— А где Арик? Где Дергапут прыщавый?
Вопрос застал Сойфера врасплох. Арик, сутками сидящий перед
компьютером в поисках Скалли и Малдера, как будто испарился. За всю историю
“Валмета” это случилось впервые. Он уходил позже всех и приходил раньше всех.
Возможно, он даже жил здесь, на что Метелица всегда закрывал глаза.
Додик повел носом и голосом, не предвещающим ничего
хорошего, произнес:
— Он где-то здесь. Я чую.
Осмотр офиса занял минуту, после чего Додик и Метелица
встретились у закрытой двери совмещенного с ванной туалета. У закрытой изнутри
двери. Свет в туалете не горел, но сквозь широкие щели пробивалось
густо-красное свечение.
— Он там, — шепнул Додик.
— Надеюсь, что он там один, — таким же шепотом
ответил Метелица.
— Если он там не один, я ему ноги вырву. И еще кое-что.
Обрезанное.
— Я его уволю, — подпел Метелица.
— Я его на борьбу с палестинцами отправлю…
— А я — на корриду, к бешеным быкам…
Коррида — это было слишком. И чересчур дорого. Додик
громыхнул в дверь кулаками. За дверью никто не откликнулся, но раздался шорох.
— Они там… Ай да Арик! Ай да прощелыга! — Не
решаясь на более крепкие эпитеты, Сойфер навалился на дверь плечом, подбил ее
несколько раз — и она с треском распахнулась. А декоративная щеколда так и
осталась висеть на одном гвозде.
Арик действительно был в ванной. Но был он там один, если не
считать целого выводка снимков, которые сушились сейчас на бельевой веревке.
— Очень хорошо, что вы пришли, — задумчиво
произнес Арик. — Может быть, вы мне объясните, что это такое?
— Что? — хором спросили Сойфер и Метелица. Арик
указал пальцем на кюветку, в которой плавал только что проявленный снимок. Это
был снимок мертвого мужчины с окровавленной, неестественно повернутой головой…
Часть III
…Что он подумал тогда, идиот? Что-то о господе нашем Иисусе
Христе, это точно.
"Вот тебе и Христосе воскресе!” — это были его
собственные мысли, но упакованные в богохульный контекст поговорки “Вот тебе,
бабушка, и Юрьев день!”.
А до православной Пасхи еще полгода.
И неизвестно, где он ее встретит, если в самое ближайшее
время не докопается до истины. Но Забелин!.. Такой прыти от собственного шефа
он не ожидал! К тому же шеф оказался дураком, и это было самое большое
потрясение последнего времени, если не считать, конечно, убийства Мицуко…
Как только Пацюк вспомнил об ангеле, у него похолодело в
голове.
Хотя не исключено, что это всего лишь реакция на дождь и
пронизывающий ветер, которые сейчас гуляют по разбитому, поставленному на
капремонт дому. После впечатляющего прохода по карнизу Пацюк спрыгнул на
полуразобранную крышу соседнего (вот этого самого) здания. Потом через пролом
спустился на четвертый этаж, потом перебрался на третий. Здесь, на третьем
этаже, среди битого кирпича и осколков мертвецки-черных чугунных ванн, он и
решил затаиться.
Чтобы обдумать ситуацию и решить, что же делать дальше,
Пацюк устроился на фаянсовом унитазе и поджал под себя голые ноги. Одежонка не
по сезону, это точно: рубашка, спортивные штаны со штрипками и драные шлепанцы.
В такой экипировке и двух кварталов не пройдешь: либо от холода подохнешь, либо
на своего же брата мента нарвешься.
А уж мент-то — любой мент! — тебя не пощадит в свете
последних трагических событий. И в свете смерти ангела.
Нет, об ангеле он будет думать потом, в более подходящей
обстановке. Сейчас главное — дуболом Забелин. Что предпримет шеф после его
побега?
Стажер прикрыл глаза и живо представил себя на месте
непосредственного начальника: скорбные морщины вокруг глаз, складки на шее,
короткий седоватый ежик. Человек устал от жизни, устал настолько, что в руины
за Пацюком не побежит. Это ясно. Наверняка он видел, как Егор балансировал на
карнизе и совершал прыжки над бездной. Единственное, что Забелин мог подумать в
таком случае… Что он мог подумать? Пацюк напрягся и даже крякнул от натуги.
Ага, вот: “Бежать за Пацюком бесполезно. Пока я спущусь, пока обогну дом и
выскочу на улицу… А потом снова обогну дом — уже со стороны улицы… К тому
времени Пацюк уже успеет натурализоваться на Каймановых островах…”
Почему именно на Каймановых — неизвестно. Зато известны
дальнейшие действия Забелина. Он обнюхает квартиру, облапает вещи и получит
новые подтверждения своей версии. Самой дурацкой версии, которую только можно
предположить! Он, Егор Пацюк, убил ангела. Перерезал его серебряное горлышко!..
От этой чудовищной мысли Егору снова поплохело.
Хотя приходится признать, что он сам загнал себя в ловушку.
Не станешь же объяснять шефу, зачем купил эти ничего не значащие двойники —
духи, помаду, белье, халатик… И есть ли вообще объяснение такому безумному
поступку. И что может знать об этом бобыль Забелин, тупой служака, старый хрыч?
Он, наверное, никогда и женат-то не был. А если и был, то ограничивался
покупкой набора терок на Восьмое марта. Вот и все его романтические отношения с
женой.
Впрочем, отношения Забелина и женщин (вернее, отсутствие
всяких отношений) волновали Пацюка меньше всего. Другой вопрос — почему
возникла версия о его причастности к убийству. Царапина, оставленная
Мицуко, — это да, против этого не попрешь. Но для начала царапина должна
была выползти на свет, и броситься в объятья Забелина, и прошептать: Пацюк
виноват, ловите его. И как же должны были встать звезды, чтобы к воплям этой
случайной царапины прислушались?
Унитаз под Пацюком треснул, и под аккомпанемент этого тихого
треска нашелся и кончик нити.
Часы.
Всю началось с папочкиных часов, которые самым непостижимым
образом оказались в квартире у Мицуко. Мимоходом позавидовав бесхитростному
механизму (он был в чертогах ангела!), Пацюк пришел к единственно верной мысли:
часов на полке в ванной у Мицуко не должно быть по определению. Во-первых,
потому, что хотя Пацюк и ошалел от любви, но все равно отдавал себе отчет, где
и когда он находился. А то, что в Сосновой Поляне он не был со времен
студенчества, он мог бы подтвердить и на Страшном суде. Хотя… Все последнее
время (после роковой встречи с роковой красоткой Мицуко) Пацюк всерьез
подумывал о том, чтобы подкараулить девушку у дома. И завязать романтический
разговор о продвижении следствия по делу Кирилла Лангера. Но пока он подумывал,
ангела убили…
Во-вторых: когда Мицуко так скоропалительно покинула его
“бээмвуху”, часы все еще находились при нем. Помнится, только потом он снял их
и положил на торпеду. И благополучно забыл о них. И вспомнил только через
несколько дней. А это значит… Это значит, что кто-то забрался в его машину и
украл часы.
Для чего? Чтобы подбросить их в квартиру еще живой девушки?
Ведь Мицуко погибла только несколькими часами позже… Получается, что кто-то
изначально задумал избавиться от нее и заранее (чтобы обезопасить себя) перевел
стрелки на совершенно невинного человека.
