— Могу я в таком прикиде отправиться к незнакомому
человеку и получить у него информацию? — не отставал Пацюк.
— Если человек не захочет расстаться с информацией, он
с ней не расстанется, будь ты даже в тиаре папы римского. А если он захочет
расстаться с информацией — он с ней расстанется, будь ты даже с фиговым листком
на причинном месте.
— Убедил. Слушай, Борода… Ну что ты загибаешься в своей
“Розе Мира”? Зарплата небось копеечная?
— Мне хватает…
— Все наши давно в адвокатурах сидят. В нотариатах…
Следователи, юрисконсульты… Все солидные люди… А ты?
— Что я? Вот ты следователь, Егор, а что толку? Это
ведь ты прибежал ко мне с… прости, голым задом. Ты ко мне, а не я к тебе. Так
стоит ли быть следователем, чтобы скрываться? Не лучше ли торговать кассетами и
не скрываться? Не лучше ли просто есть рис, чем поучать тех, кто в поучениях не
нуждается?
Невозмутимая логика Бороды раздражала Пацюка. Но в чем-то
тот был прав, и это раздражало еще больше.
— Что думаешь по поводу моей истории? — Пацюк все
еще не хотел отставать от приятеля, слывшего на курсе самым башковитым.
— Увэй! — Борода торжественно поднял палец. —
Следуй увэй, Егор.
Глаза Пацюка стали слезиться от обилия зажженных
ароматических палочек и пачулей. Это означало только одно: контрольное время
его пребывания в доме у Бороды подходит к концу. Личный его рекорд подобного
пребывания в вонючем дыму ароматизаторов составлял два часа двадцать три
минуты. Но сейчас Егор был настроен решительно: даже если у него вылезут глаза
из орбит, с места он не сдвинется. Просто потому, что идти ему некуда. А тут
еще какой-то дурацкий увэй, которому он почему-то должен следовать.
— Что это еще за фигня такая — увэй? — спросил
Пацюк.
— Увэй есть концепция недеяния, друг мой. Все само
собой образуется, следуя предрешенному судьбой ходу событий.
— И что же ты предлагаешь? Чтобы я сдался властям?
— Ты можешь остаться здесь и жить сколько хочешь. Ты
можешь отправиться к своему начальнику и ждать справедливости от него. Ничего
не изменится. Девушка убита. Убил ты ее…
Пацюк даже задохнулся от возмущения.
— Очумел ты, что ли? Я ее и пальцем не трогал! Да я бы
себе руку отрубил, если позволил бы. Я бы себе голову снес.
— …Я не закончил. Убил ты ее или нет, не имеет никакого
значения. Судьба решит, как правильно поступить с тобой.
— Да за меня уже давно кто-то все решает, Борода! И я
сильно сомневаюсь, что это судьба. Судьба не крадет из машин наручные часы.
— А ты точно оставил их в машине?
Этот вопрос Пацюк и сам задавал себе не раз. И так и не смог
найти на него ответа. А что, если он действительно не оставлял их в машине, а
потерял много позже?
— Не знаю, Борода.
— Жаль. Это важно.
— Ты думаешь?
— Ну конечно… — Борода незаметно для себя скатился на
менторский тон, которым прославился, еще будучи отличником на
юридическом. — Либо их украли еще до смерти девушки. Либо украли, когда
девушка уже была мертва. В первом случае мы имеем дело с хорошо спланированным
предумышленным убийством, когда хотели подставить именно тебя. Тогда
получается, что и убийство было затеяно только для того, чтобы тебя
скомпрометировать. И тогда девушка неважна. А важен ты!
— Я?! — Пацюк был поражен настолько, что подавился
соевым бифштексом. — Кому я могу быть важен?
— Ну, не ты, а одно из дел, которым ты занимаешься. Ты
ведешь какие-нибудь важные дела?
Двойное убийство на Наличной, несчастный случай с крупным
бизнесменом, коммунальная поножовщина на набережной Макарова, самоубийство
Кирилла Лангера… Ничего серьезного. Если не считать того, что Мицуко какое-то
время была… подругой повешенного. Нет, ничего серьезного.
— Нет у меня никаких важных дел. Да и веду я их не сам,
а мой старый хрыч-шеф. Логичнее было бы в таком случае компрометировать его, ты
не находишь?
Борода поиграл ноздрями.
— Ну, тогда остается только один вариант. Сначала ее
убивают, а уже потом у тебя крадут часы. Подставляют первого попавшегося. То
есть — тебя.
— Но тогда этот человек должен хорошо знать ее и совсем
неплохо знать меня. Вряд ли это возможно. У нас разный круг общения. К тому же
у меня и друзей-то нет.
— А я? — обиделся Борода.
— Ты не в счет.
— Это почему же?
— Но ты же не хочешь сказать, что убил девушку, а потом
хладнокровно меня подставил! — Пацюк даже засмеялся от явной глупости
такого предположения.
— Нет. Я не убивал. — Борода отнесся к шутке
Пацюка довольно серьезно. — Это противоречит пути Дао. Дао — религия
философов, а не самураев…
— А третьего не дано? — с надеждой спросил Егор.
— Почему же? — Борода воздел руки к
потолку. — Судьба, друг мой. Не борись с судьбой, жди ее приговора, прими
увэй!
"Прими увэй” прозвучало как “прими обет безбрачия” или
“оскопи себя в честь восьми бессмертных”. А на это Пацюк согласиться не мог.
— Пошел ты со своими увэями… Лучше расскажи мне о
Юкках…
— О Юкках?
— Ты ведь там катаешься. Знаешь теремок под названием
“Чертова мельница”? Или его еще величают “С понтом Нотр-Дам”.
— Впервые слышу.
— Особняк в стиле графа Дракулы. Химеры на фронтоне,
черти на башнях… Разве ты его не видел?
Борода погрузился в глубокое раздумье. И спустя минуту изрек
очередную даосскую патетическую бессмысленность:
— Зачем смотреть на дома, когда есть холмы? Зачем
смотреть на дома, когда есть дорога?
— Да, — согласился Пацюк. — Да. Ты прав,
кретин. Зачем смотреть на дома, когда есть соевые бобы? Зачем смотреть на дома,
когда есть противозачаточные пилюли? Зачем смотреть на дома, когда есть
презервативы с музыкой? Зачем смотреть на дома, когда есть шарики для члена?
Зачем смотреть на дома, когда есть недорогие симпатяжки в мини на
Старо-Невском?
— Ключ на полочке, — кротко сказал Борода. —
Возьми его, если надумаешь уйти.
— А ты куда собираешься?
Пацюк, вылизавший весь рис и вылакавший весь зеленый чай,
теперь с интересом наблюдал за Бородой. Тот выполз из своего священного угла и
бесшумно заходил по комнате, на ходу надевая длинную рубаху с Лао-цзы (еще
одного удачного клона рубахи самого Пацюка) и потертую меховую безрукавку.
Довершила картину преображения меховая кепка с оторочкой.
— Я иду в гуань.
— Куда?!
— Вообще гуань — это даосский монастырь. Но мы так
называем место, где собираются адепты Дао.
