Чего-чего, а нахрапистости ей было не занимать. И самой
обыкновенной рыночной наглости. Женщина подняла руку и коснулась спущенной
петли на мухоморах. И потянула за нее. В немом изумлении Пацюк наблюдал, как в
узких жестких пальцах жрицы исчезает конец нити.
— Я бы тоже оставила, — категорично заявила
женщина, оставив нитку в покое. — Выкладывайте. Она встретила
какого-нибудь богатого подлеца и ушла от вас?
— Не совсем так.
— А как?
— Видите ли… Есть сведения, что в прошлую субботу она
была здесь. Зашла в ваш магазин…
— Это не магазин, а галерея. Читать умеете? И она
ткнула Пацюка носом в табличку:
"КИБЕЛА” ГАЛЕРЕЯ СТЕКЛА
Название “Кибела” не слишком понравилось Пацюку и вызвало в
нем смутные ассоциации с чем-то давно забытым, почерпнутым из старых книг. Но
времени на анализ собственных ощущений не было: женщина могла в любую минуту
закрыть дверь.
— Извините. Она зашла в галерею.
— В прошлую субботу? — Женщина нахмурилась. —
Она хотела что-нибудь купить? Или, может быть, купила?
— Не знаю. Возможно, она кого-то искала, —
высказал предположение Пацюк.
— В субботу — это вряд ли. Обычно девушки ищут здесь
кого-то по понедельникам. — Лицо жрицы исказилось. Видимо, она питала к
понедельникам особую ненависть.
— А почему по понедельникам?
— Потому что по понедельникам здесь бывает один наш
автор. — Женщина произнесла это слово с невыразимой гадливостью. —
Девушки очень им интересуются. Может, это был все-таки понедельник?
— Нет, — твердо заявил Пацюк. — Это была
суббота. Пять часов вечера или около того. Вы были здесь?
— Я всегда здесь, — ответила она.
Глупый вопрос: где еще находиться жрице, как не в
собственном храме, у жертвенных плошек с жертвенным огнем!..
— Тогда вы сможете мне помочь.
Несколько секунд Пацюк раздумывал. Конечно, все было бы
совсем по-другому, если бы у него в кармане (и не этой дурацкой куртки, а его
собственного пиджака!) лежало удостоверение. И разговаривал бы он с брюнеткой
не на улице, как последняя собака, а внутри стеклянного пантеона. Или — в
худшем случае — в своем рабочем кабинете. И звал бы он брюнетку не жрицей (про
себя), а, исходя из броской внешности, какой-нибудь Анаис (вслух и — “можно без
отчества, господин следователь”). А сейчас нет никакой гарантии, что она
захочет говорить о Мицуко, даже если что-то знает о ней. Или знает ее, или
кого-то, кто знает ее…
Но он все равно должен рискнуть. Хотя бы потому, что другого
выхода у него нет.
— Дело в том, что на сегодняшний день окрестности вашей
галереи — это единственное место, где девушку видели в живых. В последний раз.
— А вы грозный милиционер, которому поручено все
выяснить? — Брюнетка даже рассмеялась собственной — такой удачной! —
шутке.
— Я не милиционер. А девушку звали Мицуко. Может быть,
вы слышали это имя?
Ну вот, теперь он высказался. Теперь ход за жрицей “Кибелы”.
— Как вы сказали? Мицуко? — Жрица резко оборвала
смех. — Ну-ка повторите.
— Мицуко, — с горечью повторил Пацюк. —
Мицуко. Можно сколько угодно произносить это имя, цедить его, как родниковую
воду, от которой ломит зубы, — все равно ангел мертв. И лежит в морге со
сломанными крыльями и вспоротым горлом.
— Мицуко… Вы что-то сказали насчет “видели в живых”…
Она умерла?
— Она умерла.
— Это абсолютно точная информация?
— Точнее не бывает.
— Ошибка исключена? Знаете, иногда путают тела.
— Ошибка исключена, — с каким-то странным,
болезненным сладострастием Пацюк вколачивал гвозди в гроб своего чувства.
Жрица наклонила голову, и на секунду ее лицо пропало из поля
зрения Пацюка.
— Меня зовут Марина, — сказала она после непродолжительного
молчания. — Можно без отчества. А вас?
— Георгий… Егор.
— Отлично, Егор. Хотите кофе? С коньяком?
— Хочу. — Пацюк был так удивлен поведением секунду
назад еще неприступной жрицы, что ничего другого ему на ум не пришло.
— Очень хорошо. Просто великолепно. Входите же быстрее.
И она почти втолкнула его в галерею. Они прошествовали мимо
целого собрания стеклянных представителей кельтской и ассиро-вавилонской
мифологии, углубились в дебри каких-то странных, причудливо изогнутых
электрических подсвечников, призванных, должно быть, олицетворять полузабытые
древние божества.
— Занятные у вас экспонаты, — заметил Пацюк.
— Покупателю нравится весь этот мифологический сброд.
Он его возвышает в собственных глазах. Если бы вам пришлось выбирать между
лампой-прищепкой, артикул № 2349-84, и лампой “Бык Апис”, художественное стекло
с накладками из горного хрусталя и ценных пород дерева, что бы вы предпочли?
— “Быка”, — честно признался Пацюк. —
“Аписа”.
— Вот и покупатель тоже предпочитает изысканные вещи. А
если за ними тянется хвост мифов и легенд, вообще замечательно. Так что спрос
рождает предложение, милый Егор.
Интересно, когда это он успел перескочить в разряд “милых”?
— И сколько в среднем стоит… такой бык?
— От полутора тысяч. Долларов, разумеется. —
Марина взглянула на его стоптанные кроссовки и улыбнулась. — Но лично вам
я могу сделать скидку.
— Буду признателен, — от всей души поблагодарил
Пацюк.
Пока Марина рассказывала Егору о предпочтениях клиентов, они
успели миновать торговый зал и углубились в крошечный коридорчик.
— А вот и моя вотчина. Прошу. — Странная владелица
“Кибелы” распахнула дверь перед Пацюком. — Да входите же, не стесняйтесь!
Кабинет Марины резко контрастировал с экспозицией галереи:
никаких обильных излияний из художественного стекла, никаких образцов
продукции. Черные жалюзи на окнах, черный кожаный диван, такие же кресла;
черная стенка ручной работы, черный массивный стол с умилительной игрушкой
посередине: композиция из металлических шариков в стальном каркасе — как символ
досужего представления дизайнеров о строении Вселенной.
Бизнес-леди, ничего не скажешь.
Марина указала Пацюку на диван, а сама села в кресло, прямо
перед журнальным столиком с батареей бутылок на нижней полке.
— “Хэннеси”? “Наполеон”? Или, может быть, “Реми
Мартен”?..
С большим удовольствием Егор сейчас заглотнул бы
какой-нибудь “Большеохтинской” водочки, но выбирать ему не приходилось.
— Вы же сказали — кофе!
— Кофе никуда от нас не убежит. Коньяк, Егор, только
коньяк! Предлагаю “Реми Мартен”.
