Слава богу, хоть какие-то подвижки! Расчет Пацюка оказался
верным: Мицуко бывала здесь, и не только бывала, если бармену знакомо ее имя.
— Кое-что передать.
— Оставляйте, я передам.
— Нет. Я должен передать ей лично в руки. Некоторое
время чукча соображал.
— Она назначила вам встречу?
— Да, — соврал Пацюк. — Она назначила мне
встречу.
— На сегодня? — уточнил бармен.
— Да. — Если уж врать, то врать до победного
конца. Глаза бармена за узкими бойницами век угрожающе блеснули. Это было
предупреждение: жалких врунов закатывают в цемент, предварительно отстрелив
выступающие части тела. Будь осторожен, парень. Тем более когда у тебя в руках
такая глупая лампа.
— Не думаю, что она сегодня придет, — осторожно
сказал бармен.
Он смотрел не на самого Пацюка, а на заветную точку на лбу,
облюбованную не одним поколением снайперов. У Егора сразу же возникли
неприятные ощущения в животе. Но отступать было поздно.
— А когда она придет?
— Когда захочет, тогда и придет. У нас вход свободный.
Пацюку до дрожи в коленях захотелось спросить: “А выход?”,
но он сдержался. В конце концов, ничего предосудительного он не совершил,
просто поинтересовался знакомой девушкой. Вот и все. Можно даже поблагодарить
чукотского деятеля за исчерпывающую информацию.
— Спасибо, — сказал Пацюк и покачнулся на стуле.
— Что ей передать?
— Передайте, что заходил Егор.
— Егор. — Чукча пошевелил губами, запоминая имя. —
Хорошо. Выпить не хотите?
— Нет. Я пойду.
— Может быть, сыграете? — не унимался
бармен. — У нас не только боулинг, но и бильярд.
— Как-нибудь в другой раз.
— Смотрите, другого раза может и не быть. — Он не
угрожал, он просто клал вишенки в стаканы с пойлом. И цеплял крошечные бумажные
зонтики за мясистую плоть лимона.
— Ничего, я переживу.
Пацюк неловко слез со стула и направился к лестнице,
затылком чувствуя, как его буравят глаза вытатуированной рыбы, нашедшей тихую
заводь на бледном плече чукчи. И зачем он только вообще обратился к кургузому
линчевателю с вопросом о Мицуко? Совсем нюх потерял! Хорошо еще, что при нем
нет удостоверения — таких типов, как этот оленевод в отставке, любые
удостоверения заставляют хвататься за моржовый клык!
Спустя секунду Пацюк понял, что петляет как заяц и к тому же
движется на полусогнутых. А спустя еще две секунды его окатил острый приступ
ненависти — и к себе, и к бармену. Сидел бы ты в чуме, Кола Бельды, а не пугал
среднестатистического обывателя!
Впрочем, приступ расизма прошел, как только Пацюк добрался
до спасительной двери и выскользнул из кегельбана.
Охранник у входа встретил его как старого знакомого.
— Ну что, втюхал, братан? — спросил он.
Вопрос был риторическим, поскольку “Грешница” факелом
маячила в потной пацюковской руке.
— Говорят, что дорого.
— Кто говорит-то?
— Ваш парень за стойкой. Бармен.
— Вася? Нашел кому предлагать! Ему даже туалетную
бумагу купить дорого!
Пацюк едва не сплюнул от досады. Неужели его мог напугать
человек с простецким и ласковым, как теленок, именем Вася? На такое имя даже
рыбы не клюнут. Татуированные. Ладно, черт с ним, с Васей… У него есть еще одна
попытка, и он ее использует, даже если придется расстаться с таким ценным
подарком.
— Он сказал, что здесь есть одна девушка. По имени
Мицуко. И что она может заинтересоваться. Вы про нее ничего не знаете?
Охранник крякнул и надолго замолчал.
Молчал и Пацюк.
Молчание становилось почти неприличным, но Пацю-ку было
наплевать на приличия. В конце концов, любой человек имеет право подумать.
— Вообще, я не знаю, — изрек наконец
охранник. — Ты бы у Василия уточнил, братан.
— Ладно. Пошел я.
Поняв, что из охранника ничего не выдоить, Пацюк засеменил к
выходу. И когда спасительные пальмы уже махали ему листьями, зычный голос
тюленя-привратника остановил Егора:
— Эй, братан! Иди-ка сюда! Пацюк со всех ног кинулся на
зов. — Ну?
— Может, уступишь мне свою деваху? Пятисот баксов у
меня нет, но за полторы тысячи вполне могу купить. Плюс выпивка за счет
заведения. А?
Пацюк только рукой махнул и ляпнул совсем уж не по уставу
“Бухты Провидения”:
— Отдыхай, братан!
…Выйдя из кегельбана, он перевел дух. Как бы то ни было,
культпоход в “увеселительное заведение с бутылками” можно считать наполовину
удавшимся. Он ничего не выяснил о Мицуко, кроме одного: она часто здесь бывала.
Мало того, вызывала определенные чувства у работников шаров и кеглей. Можно уже
сегодня отправить Бороду с депешей к Забелину: так, мол, и так, старый вы хрыч,
процедите зеркальную гладь “Бухты Провидения”, а также местного Главного Чукчу
по имени Вася. Авось что-нибудь и всплывет. Тем более что на груди последнего
кучку-ются всевозможные амулеты, и нет никаких гарантий, что все они —
языческие. Может, и сатанинские найдутся…
Влажный осенний вечер прибавил Пацюку оптимизма, и все равно
он не чувствовал себя в безопасности. И не будет чувствовать, пока осиное
гнездо “Бухты Провидения”, случайно потревоженное им, не скроется с глаз. И
чтобы приблизить этот волнующий момент расставания, Пацюк свернул в ближайшую
подворотню.
Сейчас прямиком через проходной двор — и свободен. Для
газовой атаки благовоний Великого Посвященного Бороды.
…Они раздались за спиной совершенно неожиданно, как будто
материализовались из стоячего, как болотная вода, воздуха в самой глубине
двора-колодца.
Несколько томительных секунд Пацюк тешил себя мыслью, что
эти гулкие, множащиеся и делящиеся на неопределенное число шаги не имеют к нему
никакого отношения. Мало ли кому еще придет в голову прогуляться по двору или
просто сократить путь к ближайшему кварталу. Он и шаги за спиной движутся
параллельным курсом, только и всего.
Но поверить до конца не получилось.
Шаги как будто издевались над ним, удалялись и приближались
снова, плотно сжимали кольцо и снова размыкали его. Эта игра в кошки-мышки была
так невыносима, что Пацюк даже засвистел.
И даже — из почти ставшего классикой репертуара.
"Призрак оперы” Эндрю Ллойд Веббера.
Ничего более подходящего ему на ум не пришло. А заветный
свет в конце туннеля и выход на непорочную, как одежды Девы Марии, улицу никак
не хотел приближаться. В конце концов, это так разозлило Пацюка, что он бросил
“Призрака…” на произвол судьбы и побежал.
