Настя поняла это, когда осталась наконец одна, в квартире
брата.
Кирилл № 2 довез ее до дома, и этот — второй — рейс был
разительно похож на первый. Полное, абсолютное молчание. Непроницаемая тишина
большой машины. Даже магнитолы в ней не было, что совсем уж странно.
— У вас нет музыки в машине. — Настя решилась
нарушить молчание первой. В конце концов, нужно как-то выразить свою
благодарность совершенно незнакомому человеку со знакомым именем Кирилл.
— Вас это смущает?
— Нет, но…
— Я просто устаю от звуков. Предпочитаю тишину. Раз ты
предпочитаешь тишину, то и говорить больше не о чем. Но… неужели ты согласился
подвезти меня только из чувства сострадания?
— Вы вернули свои деньги? — И зачем только она
снова заговорила?
— Какие деньги? — удивился Кирилл № 2.
— За светильник…
— А-а… — Он нервно откинулся на сиденье.
И только теперь Настя поняла, почему начала этот разговор.
Это был самый невинный повод для расспросов о Мицуко. Может быть, Быков соврал?
И девушка жива-здорова? Соврал-соврал, теперь Настя даже не сомневалась в этом…
С художниками часто такое бывает, она сама читала романтические книжки в ранней
юности. Уже написанное, сделанное, созданное перестает для них существовать. То
есть в каком-то смысле умирает. А этот… этот светловолосый парень, так похожий
на Настю, — совсем не похож на художника. То есть он вполне адекватен
реальности. И он должен сейчас сказать ей то, в чем она сама убеждена.
Мицуко жива.
Иначе это противоречит здравому смыслу. И фотографиям,
которые лежат сейчас у нее в ящике. Человек, который предчувствует смерть
других, и все о ней знает, и ходит смотреть на нее, как на оперу
“Травиата”, — разве он может не почувствовать приближение своей
собственной кончины?..
— Жаль, что он разбился.
— Жаль, — односложно ответил Кирилл № 2.
— Очень красивая модель… Дмитрий говорил мне, что ему
позировала реальная девушка.
— Дмитрию всегда позируют реальные девушки. — Ни
один мускул не дрогнул на лице Кирилла № 2. — Это его кредо.
— А вы ее знали? — Ну вот, она наконец-то
решилась.
— Кого?
— Девушку.
— Я заплатил две тысячи за лампу. Девушки обычно стоят
гораздо дешевле.
— А вам никогда не хотелось… познакомиться с
оригиналом?
— Если бы мне захотелось познакомиться с оригиналом, я
бы познакомился. Но хорошая лампа для меня сейчас важнее.
— Именно такая?
— Именно такая. Декоративная. Она стояла бы в нише и
радовала глаз.
— Вы так переживали. Мне показалось, что это не только
из-за разбитой лампы.
— Вам показалось, — отрезал Кирилл.
— Вы так расстроились…
— Расстроился? — Кирилл даже ударил рукой по
рулю. — Я не расстроился. Я был взбешен. Я привык получать то, что хочу. И
за что заплатил.
— Но теперь ярость прошла?
— Теперь прошла.
— Дмитрий сказал мне, что этой девушки уже нет в живых.
— Очень жаль. — Он даже не отвлекся от
дороги. — Светильника тоже нет в живых, и второй такой лампы я не получу…
Наш общий друг ненавидит делать копии.
Насте захотелось выйти из машины, и железобетонный водитель
джипа это уловил. Он даже слегка сбросил скорость.
— Послушайте, Настя. Вы что, хотите, чтобы я сострадал
человеку, о котором даже никогда не слышал? Это просто глупо. И нечестно. Если
она ваша приятельница, тогда конечно… Вы ее знали?
— Я как-то виделась с ней. У нее довольно оригинальное
имя — Мицуко.
— Ничего оригинального. Это все равно что француженку
звали бы Таня. Или американку — Наташа. Во Франции это было бы оригинально. Или
в Америке. Вопрос географии, только и всего. Так она ваша приятельница?
— Она была подругой моего брата.
— Тогда извините. Но сказать, что сочувствую, я не
могу. Кстати, как называются ваши духи?
— “Наэма”.
— Вам идет этот запах. Кажется, мы приехали.
Джип затормозил у парадной Кирюшиного дома. Интересно, что
он сейчас будет делать? Попросит телефон? Попросит пригласить на чашку кофе?
Иначе зачем было убивать на нее полтора часа и без толку гонять машину по
городу?
— Мы приехали, — снова напомнил Кирилл № 2.
Это прозвучало как: “Выметайтесь, мадам, пора и честь знать.
И скажите спасибо, что денег за проезд не беру”.
— Да. Спасибо, Кирилл.
— До свиданья.
— Всего хорошего.
Настя вышла из машины и, не удержавшись, хлопнула дверью.
Черт возьми, универсальная формула ее внешности, выведенная Мариной:
“загорелая, обветренная, зубы как у ротвейлера”, оказывается, действует не на всех.
Оказывается, Настя уже успела позабыть, что ее законное место — при законном
сорокасемилетнем, без всяких изысков, муже Зазе. И при вымени козы Сосико… А
этот Кирилл странный тип. Никогда никому не сочувствует и вот так, за здорово
живешь угробил на нее полтора часа своего драгоценного времени. Получается —
только из сочувствия к ее больной ноге.
Никакой логики!
А вывода — только два. Он либо прикидывается хорошим, либо
прикидывается плохим.
Либо остается таким, какой он есть на самом деле. Хороший — плохой,
плохой — хороший. Диалектика, дэда, как сказал бы Илико…
Новоявленный Кирилл, которого она поначалу приняла сдуру за
своего брата-близнеца, не раскошелился даже на банальное: “Было приятно с вами
познакомиться”.
Уже зайдя в лифт, Настя принялась смеяться. А она еще думала
всю дорогу о своем нелепом загаре и о том, как бы он ее нелепый загар оценил.
Идиотка!..
Впрочем, она тотчас же забыла о таинственном Кирилле. Стоило
ей только закрыть дверь, устроиться на полу в комнате и раскрыть коробку.
Все было на своих местах: два блокнота, карта Питера,
расписание электричек, пустой пакет из-под пленки с надписью “Привет из
солнечного Крыма”. Две гелевые ручки и карандаш, коробка скрепок, два смятых
талончика на прием к врачу, связка ключей, тоненькая, почти самиздатовская
брошюрка “Дьявол наше имя — дьявол мы сами”.
Недоставало только “барбарисок” (их наверняка сожрал Арик).
Зато прибавились фотографии.
Фотографии.
Для того чтобы рассмотреть их — уже в полном одиночестве, —
ей нужно хорошенько подготовиться. Как необходимо готовиться к тому, чтобы
вырвать зубы у гадюки.
А пока она начнет с чего-нибудь невинного. С брошюрки
“Дьявол наше имя — дьявол мы сами”, например.
