– А кровь?! Кровь?!
– Крови нет, – повторил Колбин. – Я сам все облазил, проверил...
– Где этот кретин Лавров?
Босс недолюбливал начальника охраны, и Колбин это знал.
– Был с нами... Его знакомый из ДПС обнаружил машину Глории. Они думают, имело место дорожное ограбление.
Он чего-то недоговаривал.
– Почему Глория бросила «Тойоту»? – упавшим голосом спросил Зебрович.
Заместитель мялся...
– Да говори же! Черт тебя дери!
– Мы осмотрели окрестности... никаких следов. Собака тоже покрутилась по асфальту, и на том все. По моему мнению, машину нарочно оставили на обочине...
«Зачем Глорию понесло на Дмитровское шоссе? – недоумевал бизнесмен. – В той стороне никто из наших общих знакомых не проживает, дач не держит...»
До него постепенно доходил смысл намеков Колбина. И от этого волосы на голове зашевелились.
– Полагаешь, ее похитили?
Заместитель нервно кашлянул.
– Похоже на то... Судя по всему, Глория сама вышла из машины... и больше в нее не садилась. Автомобиль отогнали подальше от места похищения, чтобы... В общем, сам понимаешь...
– Это тебе Лавров наговорил?
– На сей раз он прав.
Зебрович застонал и запустил телефоном в стену. Тот жалобно хрустнул, на паркет со стуком посыпались детали. Супруг Глории догадывался, чего потребуют похитители. Заплатит он или нет, жену в любом случае убьют.
– Господи... – пробормотал он дрожащими губами. – За что?..
Глава 3
Она судорожно вздохнула и приоткрыла глаза. Веки были тяжелыми, в горле стоял запах и привкус эфира. Ее окружала тусклая белизна... вверху, по бокам... везде. Такая белизна бывает только в больницах... «Я в клинике! – осенило Глорию. – Отхожу от наркоза... Что со мной? Была операция?» Страх пробудился раньше остальных чувств и наполнил тело и разум. Она терялась в догадках, сердце забилось, по коже прокатился озноб.
«Какая операция? Я ничего не помню...»
Губы и язык не слушались, руки и ноги затекли, не шевелились. Глория не сразу сообразила, что привязана к койке. Где это связывают больных? Она что... в психушке?
Ужас застыл в груди ледяным комом, во рту пересохло. Она с трудом повернула голову – ничего не увидела, кроме белизны. Может, позвать сестру? Ужас сковал голосовые связки, и, сколько она ни напрягалась, из уст вырывалось только слабое шипение.
«Такое бывает во сне... Я сплю, мне снится кошмар... Нужно сделать усилие и проснуться...»
Набрякшие веки опустились, и сознание Глории снова погрузилось во тьму. Постепенно темнота рассеивалась, в ней возникали цвета и звуки... движения... запахи... Опять эфир! Глория вспомнила молодое, гладко выбритое лицо, чью-то руку у себя на шее... потом все обрывалось.
«Давай же! – мысленно подбадривала она себя. – Давай, Глория, начни сначала... Ты сможешь! Ты всегда была умницей...»
Она шаг за шагом восстанавливала в памяти свое недавнее прошлое. Оно дробилось на множество фрагментов, которые не желали складываться в общую картину. Но кое-что ей удалось вспомнить...
Письмо! Его доставил посыльный... Он был похож на встрепанного испуганного воробья – маленький, юркий, с бегающим взглядом. В обычной одежде, с немытыми волосами, с хохолком на макушке. Он ждал вознаграждения, и Глория сунула ему пару мелких купюр. Парень суетливо поблагодарил и побежал вниз по лестнице. А она стояла, ощущая бешеное биение пульса в висках, и смотрела ему вслед...
Когда дела у Толика стремительно пошли в гору, они поселились в приличном доме с консьержем. Посыльный откуда-то узнал ее новый адрес. Впрочем, о чем она? Ведь человек, который прислал ей письмо... давно умер.
Глория попробовала пошевелить руками и ногами, что отозвалось болью в лодыжках и запястьях. Очень хотелось пить.
– Эй... – прохрипела она. – Воды...
У нее получилось лучше, чем в первый раз. Уже не сипение, а членораздельные слова, хоть и едва слышные. Правда, никто на ее просьбу не откликнулся...
Перед ее внутренним взором все еще стояла та тревожная картина – прихожая их с Толиком квартиры... она с письмом в руках, с дрожью в коленках... с пустотой под ложечкой. Адрес на конверте напечатан, получателем указана Глория Зебрович, а отправителем...
У нее перехватило дыхание, потемнело в глазах, буквы расплылись, разбежались в разные стороны. Отправителем был... Павел Нефедов! Глория без сил съехала по стенке и опустилась прямо на мягкий восточный ковер...
Кажется, она потеряла сознание... на миг или несколько минут. Все смешалось в ее голове, в ушах зазвенело.
– Этого не может быть... не может быть...
Она проводила его в последний путь... бросила горсть земли на крышку его гроба... Закрытого гроба! Но ошибка исключалась. Пашку опознали родители. Ни у кого не возникло сомнений по поводу найденного в реке тела... ни у следователя, ни у близких.
– Не может быть... – словно помешанная, шептала Глория. – Он мертв и лежит на кладбище...
Ее зубы выбивали мелкую дробь. Почему-то вспомнились их первые жаркие ласки в лесу, на поляне, заросшей медвяными травами... среди колокольчиков и кашек, под гул пчел и стрекот кузнечиков... Тогда Глории казалось, что она любит Павла. Он был у нее первым, с ним она познала вкус страсти, удовлетворила свое сексуальное любопытство и осознала свою чувственность. Любопытство – вот что толкнуло ее в объятия молодого человека. Безрассудная юность жаждала наслаждений! Ее ли вина, что вспыхнувшее влечение длилось не больше месяца?.. Полюбила – разлюбила... остыла...
Пашка же загорелся всерьез. Близость с Глорией стала для него мучительным и болезненным опьянением, словно первые затяжки курильщика опиума. Он уже не мог без нее, а она не хотела продолжения. Прежняя дружба казалась невозможной, но Нефедов, в надежде на возобновление отношений, превозмог себя и ничем не выдал их общую тайну. «Трое неразлучных» все так же проводили время вместе: встречались, гуляли, отмечали дни рождения и праздники. А потом жизнь... вернее, смерть одного из них сама поставила точку в этой неразделенной страсти. Для Глории такая развязка грянула громом. В глубине души она раскаивалась, искала причину своего охлаждения, однако не находила. Есть вещи, которые не имеют очевидного объяснения. Сначала она как будто бы соблазнила парня, а затем безжалостно отвергла. Ее мимолетный каприз привел к непоправимым последствиям. Не то чтобы она считала гибель Павла самоубийством... но мысль об этом приходила ей в голову. Если бы не удар, который нанесла ему Глория, он был бы жив. Когда у человека ломается внутренний стержень, он невольно ищет смерти...
Почему на месте Пашки не оказался Анатолий? Задавать себе этот вопрос было бесполезно. Пашка выглядел более решительным, более самоотверженным в любви... Он не стеснялся открыто выражать свои чувства, оставаясь с ней наедине. Тогда как Зебрович сдерживался, боясь получить отказ. Самолюбие брало в нем верх над любовью, и это отталкивало Глорию. Она безотчетно желала полной власти над мужчиной... полного подчинения, полной отдачи.
