– Достану! – уверенно заявила она.
Такого поворота Лавров не ожидал.
– Собираешься опять выйти замуж? Чтобы поменять фамилию?
– Все гораздо проще. Перейду на свою девичью – Голицына. Фамилия знатная, княжеская... не то что Зебрович. Я переворачиваю последнюю страницу этого романа... и начинаю писать новый.
– Ты... из тех самых Голицыных? – опешил он.
Глория наклонила голову, разглядывая свои тонкие изящные кисти и пальцы.
– А что, не похожа?
Лавров смешался и молчал. Он не знал, найдется ли в ее новой жизни местечко для него. Расставание с этой лживой и непредсказуемой женщиной вдруг показалось ему безвозвратной потерей... Без Глории его существование вновь станет пресным и монотонным, невыносимо скучным. Она коварна, как все красивые и умные представительницы прекрасного пола. Но без ее коварства он зачахнет.
Глория оказалась достойным противником. И хотя первую партию Лавров ей проиграл, он не оставил надежды взять реванш. Если он не разгадает ее загадку, то просто умрет... подобно жертвам прелестного и беспощадного Сфинкса...
– Я предлагаю тебе работу, – сказала Глория. – Нужно спрятать одну вещицу...
– Фетиш!
– Ты слишком догадлив.
– Это недостаток?
Она усмехнулась и открыла круглый футляр. Золотое лицо «царицы Савской» ослепило их обоих...
– Ты нашла ее!
– Скорее она меня. Ну так что? Ты согласен?
Она была уверена, что не получит отказа... и не ошиблась...
Портрет кавалера в голубом камзоле
«...любое из движений,
Которые снуются в полумраке,
Подчинено таинственной игре
Какого-то неведомого бога...»
Хорхе Луис Борхес
Глава 1
Конец XIX века. Усадьба Останкино
Рабочий Иван Тюнин, предки которого были крепостными у графов Шереметевых, ненавидел это поместье. Должно быть, еще его деды и прадеды гнули тут спину на господ, а теперь и ему приходится. Хотя и не рабская у него доля, все же живет он в жестокой бедности, трудится с утра до вечера, потом соленым обливается... Иван копал землю лопатой – размеренно, привычно, отбрасывая грунт в сторону и углубляя яму рядом с фундаментом восточного флигеля, который требовалось укрепить. В перерывах бегал с жестяным ведром по воду к колодцу позади двора, пил, отдуваясь, плескал в серое от пыли лицо. Копать было тяжело. Лезвие лопаты натыкалось то на камни, то на ржавые железки, то на гнилые доски... – Мать честная! – воскликнул Иван, заглядывая в раскоп. – Кажись, могилка... Он отпрянул и перекрестился. Орудие его в самом деле разрушило трухлявый гробик, годящийся разве только для малолетнего ребеночка. В земле, между обломками гроба, желтели крохотные косточки. – Мать честная... – шепотом повторил рабочий и наклонился ниже.
Среди косточек что-то блеснуло. Может, нательный крестик? Иван сунул заскорузлые пальцы в могилу, нащупал твердую круглую штуковину, достал и очистил от темного налета.
– Кольцо... небось дорогущее...
Кольцо было массивным, с таким-то знаком и гладким красным камнем в середине. Кто и зачем положил его в детский гробик? Вероятно, безутешная мать или скорбящий отец...
Иван воровато оглянулся – нет ли кого поблизости, и сунул перстень в карман грязных холщовых штанов. Схватил лопату, поспешно зарыл косточки поглубже, бормоча под нос слова молитвы... словно прося прощения у маленького покойника.
Вечером по дороге домой подошла к нему горбатая нищенка в жалких лохмотьях.
– Тебе чего, старая? – окрысился Иван. – Копеечку подать? Нету...не заработал еще! Сам гол да бос...
– Выбрось кольцо, Ванька! – злобно прошипела горбунья и погрозила ему клюкой.
– Тю-ю... ты кто такая, чтобы мне указывать?
– Выбрось кольцо в колодец позади усадьбы! Иначе сам туда нырнешь...
– Пошла прочь!
Только он замахнулся на нищенку, а ее уж и след простыл. Исчезла, будто растворилась в воздухе. Боязно стало Ивану, по телу дрожь прокатилась, аж зубы застучали. Откуда горбунья про кольцо узнала? Никак подглядывала за ним, старая кляча?
Всю ночь он ворочался на лежанке за печью, ломал голову, как бы повыгоднее сбыть драгоценную находку. А поутру отправился в Москву, к знаменитому скупщику краденого на Хитровом рынке.
Тот долго вертел в руках кольцо, потирал затылок, думал.
– Ладно, беру. Сколько просишь?
Иван назвал баснословную, по его разумению, сумму. На удивление, скупщик не торговался и сразу выложил денежки. Не веря своему счастью, рабочий поспешил в трактир – пить, закусывать, хвалиться неслыханной удачей.
На следующий день перстень был продан почтенному господину по имени Максим Карлович Геппенер. У того глаза загорелись при виде вещицы...
– Слыхал я, вы такими штуками интересуетесь. Решил шепнуть знакомому человечку.
– Где взял? – спросил Геппенер у скупщика.
– Один мужичонка в Останкине откопал. Там фундамент господской усадьбы укрепляют, он и нашел. Темный мужик, невежда...
– Беру. Сколько?
Барыга запросил втрое больше того, что заплатил Тюнину. Господин кивнул, рассчитался и, довольный, похлопал его по плечу.
– Ты помалкивай, милейший, какую вещь в руках держал и кому продал. Понял?
– Как не понять? Моя коммерция огласки не любит...
– Вот и хорошо.
Максим Геппенер был известным в Москве архитектором, выполнял муниципальные городские заказы. Тем же вечером, сидя в своем кабинете, он пристально рассматривал в лупу купленный перстень...
Ночью ему не спалось. Он оделся и вышел прогуляться по пустынным улицам, освещенным газовыми фонарями. Из темной подворотни ему под ноги метнулась косматая старуха в лохмотьях, похожая на ведьму. И предупредила, чтобы он как можно скорее избавился от нового приобретения.
Через пару дней на заднем дворе Останкинской усадьбы, в колодце, землекопы обнаружили труп Ивана Тюнина...
