– Тем не менее злоумышленник сумел как-то пробраться. Может быть, прошел днем, под видом обычного посетителя, и спрятался где-нибудь в укромном месте, а ночью вылез и попытался похитить кое-что из экспонатов…
– Кому же могли понадобиться ваши экспонаты? – Надежда удивленно огляделась по сторонам. – Вроде у вас в экспозиции нет драгоценностей и произведений искусства!
– А вот тут вы не правы. Во-первых, для человека понимающего все наши экспонаты представляют огромную ценность. Во-вторых, все они представляют большой исторический интерес. И в-третьих, некоторые имеют и художественную ценность… но я не закончил историю неудавшегося ограбления!
Луций Ферапонтович наклонился, ласково почесал кота за ухом, тот умильно мурлыкнул и высокомерно взглянул на Надежду своими изумрудными глазами.
– Так вот, когда мы погасили свет, заперли дверь и ушли из музея, злоумышленник выбрался из укрытия и хотел уже приступить к своему черному делу, но не успел ничего похитить, потому что в дело вмешался Бегемот.
– Но он же кот, а не сторожевая собака!
– Тем не менее! Он спрыгнул со шкафа прямо на голову грабителя и вцепился в него когтями. Тот совершенно обезумел от неожиданности, попытался убежать, но он ослеп от боли, потерял ориентацию в пространстве и метался по музею, натыкаясь на стены и шкафы, пока на шум не прибежали охранники из ВНИИПНЯ, которые и задержали злоумышленника… Вот такой у нас героический Бегемот! Он любой сторожевой собаке сто очков вперед даст!
Кот мурлыкнул, выгнул спину верблюдом и посмотрел на Надежду с законной гордостью.
А Надежда Николаевна с опаской посмотрела на его когтистые лапы. Она хорошо знала, какие острые и длинные когти у Бейсика, и ничуть не сомневалась, что Бегемот вооружен еще лучше.
– Ну и кем же оказался этот незадачливый злоумышленник? – спохватилась Надежда. – Случайный грабитель, который хотел поживиться здесь чем-нибудь ценным, или любитель нечистой силы, позарившийся на какой-нибудь магический артефакт?
– К сожалению, это осталось неизвестным, – ответил со вздохом Луций Ферапонтович. – Злоумышленник пропал, и его не удалось допросить…
– Как пропал? – удивилась Надежда Николаевна. – Вы же сказали, что его поймали охранники?
– Да поймать-то поймали, – неохотно признался экскурсовод. – Да пока думали, что с ним делать, он как-то улизнул…
– Что ж ты за ним не уследил? – сказала Надежда Бегемоту, который внимательно слушал разговор.
Кот недовольно фыркнул и величественно удалился, подняв хвост, как боевое знамя.
– Да, кстати, – напомнила Надежда Николаевна экскурсоводу, – вы говорили, что у вас есть экспонаты, представляющие большую художественную ценность.
– А как же! – оживился Луций Ферапонтович. – Как раз к ним-то я вас и веду!
Он прошел в глубину зала и подвел Надежду к стене, увешанной старинными гравюрами в потемневших от времени рамах.
Приглядевшись к этим гравюрам, Надежда невольно попятилась, такие мрачные и страшные сцены были на них изображены.
На первой гравюре два свирепых солдата в средневековых доспехах тащили по грязи растрепанную босую женщину в разодранном платье. Женщина рыдала и отбивалась, но рейтары были неумолимы. На заднем плане виднелись мужчины, женщины и дети, которые, переговариваясь, показывали пальцами на несчастную.
На следующей гравюре эта же женщина стояла перед несколькими пожилыми монахами, с суровым видом взирающими на нее. Один из них стоял, что-то гневно говоря подсудимой. На столе перед монахами лежала большая книга в кожаном переплете.
– Как вы понимаете, – пояснил Луций Ферапонтович, – здесь изображен арест женщины, подозреваемой в колдовстве, и суд над ней. На столе перед судьями-инквизиторами лежит знаменитая книга «Молот ведьм» – подробная средневековая инструкция о том, как вести следствие по таким процессам…
– Да, слышала кое-что об этой книге.
– Можете представить, она издавалась сотни раз на всех европейских языках, даже в наше время! Ну, сейчас, конечно, как курьез, литературная диковинка, характеризующая средневековые нравы, а не как руководство к действию. А когда-то это была настольная книга каждого инквизитора! Кстати, в нашей экспозиции есть хорошо сохранившееся издание шестнадцатого века. Большая редкость!
Они перешли к следующим гравюрам.
На ней те же суровые монахи наблюдали с берега за тонущей женщиной. Из воды торчали только открытый в немом крике рот и вытянутая в умоляющем жесте рука, но никто из присутствующих не спешил на помощь несчастной.
– Это так называемый суд Божий, – пояснил экскурсовод. – Женщину, подозреваемую в сношениях с самим Сатаной, бросали в воду и смотрели, что произойдет. Если она тонула – значит, невиновна, все обвинения с нее снимались, и ее хоронили на кладбище, в освященной земле, как порядочную христианку. Если же ей удавалось выплыть – считали, что дело не обошлось без колдовства, что ей помог сам Дьявол и что для подсудимой остался один путь – на костер… Бывали и другие варианты испытаний – например, обвиняемой давали выпить яду… если умерла – значит, невиновна, а если уцелела, ее ждал костер…
– Ужас какой! – поразилась Надежда. – Выходит, у несчастной женщины не было никаких шансов – так или иначе, ее ждала смерть или в воде, или от яда, или в пламени…
– Именно так! – подтвердил Луций Ферапонтович с непонятным энтузиазмом. – А вот здесь мы видим последний, завершающий акт трагедии…
На последней гравюре те же инквизиторы с довольным и торжествующим видом стояли перед огромным костром, в пламени которого корчилась несчастная женщина. Перед самым костром стоял священник в длинной сутане, с высоко поднятым распятием и открытой Библией в свободной руке. На заднем плане виднелись многочисленные зрители, любовавшиеся казнью.
– И находились же желающие смотреть на такое ужасное зрелище!
– Еще как находились! – подтвердил экскурсовод. – Жизнь в те времена была скучной, однообразной, ни театра, ни кино не было, а тут все какое-то развлечение, так что посмотреть на казнь нередко собирались тысячи людей, все жители города, а иногда и из других городов приходили любопытные! Предприимчивые горожане торговали хорошими местами, откуда мучения жертвы были особенно хорошо видны. Здесь же торговали разносчики всяких лакомств и мелких товаров, водоносы, промышляли фокусники, балаганные шуты и карманные воры, здесь же назначали встречи влюбленные… в общем, публичная казнь была настоящим событием в жизни города.
– Какая дикость! – ужаснулась Надежда. – Смотреть на человеческие мучения и получать от этого удовольствие…
– Вы правы. И искусство палача заключалось в том, чтобы заставить жертву мучиться как можно дольше. Правда, иногда палача удавалось подкупить. Если у жертвы или ее родственников были деньги, палачу тайком передавали некоторую сумму, и он подбрасывал в костер ядовитые травы, чтобы осужденная умерла быстро, без мучений. Или незаметно передавал ей яд…
