– Это вы мне? – притормозила Надежда Николаевна.
– Тебе, тебе, тетенька! – Человек за забором смешно задвигал бровями, носом и даже щеками. Теперь его лицо напоминало подвижную резиновую маску.
«Какая я ему тетенька, – подумала Надежда. – Ему всяко больше сорока! Тоже мне племянничек нашелся!»
Вслух она ничего не сказала, только вопросительно уставилась на небритую физиономию.
– Тетенька, купи Вите водочки! – проговорил незнакомец. – Витя водочку очень любит!
– Это ты, что ли, Витя? – осведомилась Надежда.
– Да, тетенька, это мы будем!
– Так тебе же нельзя, – проговорила Надежда неодобрительно. – И потом, где я буду тебе водку искать?
– Тетенька, тут рядом сельпо! Десять минут всего… там и водочка есть, и конфеты карамельные…
Вдруг за забором послышалась какая-то возня, небритый тип ойкнул и исчез, на том же месте появилась другая физиономия – гораздо шире и грубее. Новый персонаж громко рыгнул и проговорил хриплым разбойным голосом:
– Ты, тетка, ему ничего не покупай. Он псих, ему водки нельзя. Ты лучше Коле водки купи…
Надежда не стала дослушивать, она прибавила шагу и скоро остановилась перед воротами, на которых красовалась ржавая вывеска: «Психоневрологическая больница номер четыре».
Чуть ниже красной краской было приписано: «Впуск посетителей с… до…».
Сами часы впуска посетителей были старательно стерты.
Рядом с вывеской имелась кнопка звонка. Надежда надавила на нее и приготовилась ждать.
Впрочем, ждать ей пришлось недолго.
В воротах открылась калиточка, из нее выглянула крупная красномордая тетка в ватнике, уставилась на Надежду и проговорила с плохо скрытым раздражением:
– Ну чего ты звонишь? Чего звонишь? Видишь же, что на воротах написано? Впуска сейчас нету…
– Как раз я не вижу, что здесь написано, – возразила Надежда. – То есть вижу, что ничего не написано.
– Слепая, что ли? – огрызнулась тетка. – Раз видишь, что не написано, значит, нету впуска!
– А если у меня пропуск имеется? – спросила догадливая Надежда, понизив голос.
– Пропуск? – Глаза тетки осмысленно заблестели, она тоже понизила голос: – Какой такой пропуск?
– А вот какой. – Надежда протянула привратнице руку с зажатой в ней купюрой.
Купюра быстро перешла из руки в руку, тетка на глазах подобрела и проговорила вполне человеческим голосом:
– Ну, раз пропуск имеется – проходи. Только смотри, там Дружок во дворе, так ты с ним поосторожнее…
Надежда прошла в калитку, миновала притулившуюся к воротам сторожку и двинулась по асфальтированной дорожке к приземистому двухэтажному зданию из светлого силикатного кирпича.
Однако не успела она пройти и двадцати метров, как из-за угла сторожки выбежал неспешной походкой крупный рыжий пес. Обежав Надежду по широкой дуге, он встал у нее на пути и зарычал, обнажив крупные желтоватые клыки.
– Это, выходит, ты – Дружок? – осведомилась Надежда.
Пес утвердительно рыкнул.
– Очень приятно познакомиться! И чего же ты, Дружок, от меня хочешь?
Дружок не ответил, но сделал шаг вперед и облизнулся.
– Может, разойдемся по-хорошему? – предложила Надежда. – Ты пойдешь по своим делам, я – по своим…
Дружок снова зарычал, давая понять, что такое предложение его совершенно не устраивает. При этом в его глазах появилось характерное выражение, почти такое же, какое только что было у тетки-привратницы.
– Вот оно что! – догадалась Надежда Николаевна. – Ты тоже хочешь что-то от меня получить? Надо же, как здесь все запущено! Даже собаки, и те берут взятки!
Она порылась в сумке. Конечно, трудно было ожидать, что там найдется кусок сырого мяса или мозговая косточка, но на самом дне сумки обнаружился маленький пакетик с сухим кошачьим кормом. Тем самым деликатесным кормом, при помощи которого она совсем недавно сумела поймать выбравшегося из окна Бейсика. Это был Надеждин неприкосновенный запас, который она держала на случай непредвиденного конфликта с котом.
Конечно, корм был не собачий, а кошачий, но Дружок был пес неизбалованный. Он с хрустом сжевал горсточку корма и вежливо отступил в сторону, открывая перед Надеждой путь к больничному зданию. Он исходил из того здравого убеждения, что взятку положено отработать.
Надежда поднялась по ступеням и вошла в приемный покой.
Напротив входа за стойкой сидела худощавая женщина средних лет в белом медицинском халате, с тем выражением на лице, которое великий русский писатель Достоевский назвал административным восторгом, то есть упоением самой мелкой, самой незначительной властью.
– Вы, женщина, по какому вопросу? – осведомилась эта администраторша, окинув Надежду пренебрежительным взглядом.
– Я только хотела узнать о состоянии одной вашей пациентки, – проговорила Надежда без робости, но и без излишнего нахальства.
– Справок не даем! – отчеканила женщина за стойкой.
– А для чего же тогда вы здесь сидите?
– Для того чтобы следить за порядком! – отчеканила женщина в белом.
– А что – ваших пациентов вообще не разрешается посещать?
– Только в часы приема и только при наличии надлежащего пропуска!
Надежда поняла намек и положила на стойку купюру:
– Такой пропуск подойдет?
– Ваш пропуск просрочен! – отчеканила администраторша, но тем не менее деньги со стойки непостижимым образом исчезли.
– А вот этот? – Надежда с тяжелым вздохом положила на стойку еще одну купюру, подумав, что расследование влетает ей в копеечку.
– Этот еще куда ни шло! – Вторая купюра присоединилась к первой, но лицо женщины не стало более приветливым.
– Так как насчет вашей пациентки? – начала Надежда вторую попытку.
– Фамилия?
– Северцева. Елена Северцева.
– Как? – переспросила дежурная, отчего-то помрачнев.
– Северцева, – повторила Надежда.
Женщина за стойкой открыла лежащую перед ней учетную книгу и принялась ее листать.
«Надо же, – подумала Надежда. – Даже компьютера у них нет! Просто каменный век!»
Тем временем строгая женщина дошла до конца книги и подняла взгляд на Надежду. В этом взгляде проступило какое-то новое, неприязненное и как бы даже испуганное выражение.
– Нет такой.
– То есть как – нет? – опешила Надежда. – Должна быть…
– Вы по-русски не понимаете? – процедила дежурная. – Я вам говорю – нет, значит, нет! И покиньте помещение!
