– Мы эмигрировали из Болгарии – если ты не помнишь, мама у меня турчанка. И теперь у меня – оп-ля! – своя клиника в Турции, в самом Стамбуле. Работаю по специальности. Рекламы мы не даем принципиально, но пациентов хватает. Откуда они берутся, спрашиваешь? Да ты сам увидишь. Как – увидишь? А на рабочем месте. Да, ты не ошибся. Я приглашаю тебя к нам на работу. Получать ты будешь ну, скажем… – И собеседник назвал сумму в дойчмарках, от которой у Мирослава захватило дух. Не верилось: неужто бывают такие оклады? Неужто речь идет про него? И эти деньги настигнут его в ближайшие месяцы, да нет, что там месяцы – дни?!
А Стефан все продолжал вещать:
– Наши акционеры дадут тебе подъемные. Ты же должен собраться, погрузить вещи, переехать. Я уполномочен передать средства тебе прямо сейчас. Если мы, конечно, подпишем контракт. О какой сумме идет речь? Ну, скажем, две тысячи дойчмарок наличными – идет?
Мирослав еле сдерживался, чтобы не закричать: да, да, давай, все подпишем, скорее! Но он уже наелся и отяжелел от пива, поэтому сыграть равнодушие ему удалось лучше прежнего:
– Да, наверное, этого хватит. А когда мне надо приступать к работе?
Можно ли было поверить в такое счастье? Он снова будет работать?! И не просто в хирургии, но еще и по своей специализации?!
* * *
Наши дни. Антигуа
В пригостиничном кафе только и говорили о сегодняшнем происшествии. Антигуа – островок небольшой, на события небогат. А тут сразу две драмы: убили миллионершу! Ограбили ее особняк!..
Чарли, знавший здесь всех и вся, охотно делился с желающими подробностями и строил различные предположения. Больше всего на него наседали охочие до чужих страстей американские бабули, но и прочие посетители слушали с интересом. Даже русская красотка, неприступная Татьяна, не сводила с него глаз.
Госпожу Глэдис Хэйл, чуть не с восторгом рассказывал Чарли, нашли сегодня вечером на борту собственной яхты «Сирена». Та стояла на рейде, команду американка отпустила. Ничего удивительного в том, впрочем, не было. Она всегда любила выйти в море, встать на якорь, отправить капитана со товарищи на берег. И проводила время в одиночестве, а иногда – с молодым любовником.
– А вчера любовник был? – выпалила одна из старух, в голосе ее звучало жгучее любопытство.
– Капитан говорит, нет. Глэдис сказала ему, что хочет одна побыть. Он не удивился, привык уже к ее причудам. Она и в башне своей тоже любила сидеть одна-одинешенька.
Чарли пожал плечами:
– Ну и влипла. Яхта не крепость, добраться до нее – плевое дело. От берега она стояла всего в миле, хоть на моторке иди, хоть на веслах. Да и вплавь можно.
– Ты говоришь, Глэдис сегодня вечером нашли, – вмешалась Татьяна. – А убили-то ее когда?
– А хрен его знает, – вздохнул парень. – В полиции темнят, говорят: вскрытия еще не было. Хотя время смерти, я знаю, можно сразу определить. С точностью хотя бы до получаса.
– А как ее убили? – вскинулась та же любопытная старуха.
– Так же, как ее дворецкого, – ножом в грудь. Одним ударом. И еще, – Чарли понизил голос, – в новостях не говорили, но я разведал. На теле есть какие-то дополнительные повреждения.
– Это что значит? – нахмурилась русская красотка.
– В полиции предполагают: некий ритуал с ней провели. Уже мертвой.
– Изнасиловали? – ахнула старуха.
– Нет, что-то другое, – вздохнул Чарли. – Точно не знаю.
– А полиция кого-нибудь подозревает? – поинтересовалась Татьяна.
– Да всех наших, с острова, пока проверяют, – важно ответствовал абориген. – Кто с американкой знаком. Капитана того же, команду. Любовника ее – здесь, на Антигуа, и нашли. Молодой парень, лет двадцать пять ему.
– А ей сколько было? – заинтересовалась русская.
– Ей – сорок восемь, – с уважением откликнулся растаман.
И внимательно взглянул на Татьяну.
Выглядела она – в отличие от прочих взбудораженных посетителей – очень печальной. Будто несчастье с Глэдис лично ее касалось. К тому же – Чарли запомнил – она расспрашивала его про сторожевую башню за несколько часов до того, как объявили об ограблении. Да еще этому странному парню Дэну зачем-то понадобилась. Тот отвалил Чарли аж сто гринов только за то, чтоб он их познакомил. Ну и представил его скульптором, человеком известным. Хотя, наверно, он и правда скульптор – раз девку смог из песка слепить.
Просто голову сломаешь!
* * *
Наши дни. Москва. Валерий Петрович Ходасевич
Гипотеза, что пришла Ходасевичу в голову, была, безусловно, хороша. Необычная, смелая. Но все ж таки ему требовались факты. И чтобы попытаться их раздобыть, Валерий Петрович вышел из дома с раннего утра.
Выдвинулся в сторону самого крупного и закрытого архива страны. Он находился в подвалах «дома два» на Лубянке, а составлялся и полнился начиная с декабря тысяча девятьсот восемнадцатого года. Все посвященные и допущенные обычно называли архив Хранилищем. У Валерия Петровича, как у полковника-отставника, имелся туда свободный доступ ко многим папкам, однако все-таки не ко всем.
Вообще спецслужба еще со времен ВЧК никогда не была лидером по части зарплат или тем более пенсий. А сейчас, при капитализме, чекисты, если считать официальные зарплаты, совсем позорно отстали от бизнеса. Однако ни для кого не являлось тайной, что во многих корпорациях контрразведчики теперь становились чем-то вроде «крыши» и одновременно «смотрящих» от государства.
Разлюли-малина последних лет не успела затронуть Ходасевича. Зато он выходил в отставку, когда еще действовали по инерции прежние, социалистические льготы. Стимулы и материального, и морального свойства в элитной спецслужбе существовали всегда. Те блага, что в крупных корпорациях кличут нынче словосочетанием «золотой парашют», для НКВД-КГБ-ФСБ были обыденным делом. Тем, кто доживал и ни на чем не прокалывался, давали хорошие квартиры, продолжали приписывать их к закрытой поликлинике и предоставляли бесплатные путевки в санатории. К тому приплюсовывались бонусы морального свойства. К примеру, послание от президента, концерт звезд эстрады и богатое застолье каждое двадцатое декабря. А еще возможность в любое время дня и ночи пользоваться Хранилищем.
Кто-кто, а Ходасевич эту возможность чрезвычайно ценил. Он нашел там, к примеру, дело своего деда, генерала Красной Армии, расстрелянного в сороковом. И деда Юлии Николаевны, старшего научного сотрудника объединения Механобр, казненного в тридцать восьмом… Но не только личными делами невинно осужденных интересно было Хранилище. Там любой человек, хоть малость любопытный и трудоспособный, мог начерпать информации не на одну диссертацию по советской и российской истории.
Сейчас в Хранилище продолжался процесс компьютеризации, однако единиц хранения было столь много, что в верхах приняли решение переносить в электронный вид только «живые» дела, то есть те, что пополнялись/изменялись после тысяча девятьсот девяностого года. А все, что закрыто раньше, оставили до поры до времени в прежнем, бумажном виде.
