– Тогда ему лучше быть с тобой. Я ведь, в сущности,
чужой человек…
– Нет, – с жаром ответила Карпик и вцепилась в мою
ладонь. – Ты не чужой человек.
– Я приду к вам попозже.
– Может быть, сейчас?
– Нет. Иди в каюту, Карпик. Здесь холодно, ты можешь
простудиться…
– Макс говорит, что никогда не нужно бояться холода.
– Макс всю жизнь во льдах, он привык.
– Хорошо, – неожиданно согласилась Карпик. – Я буду
ждать тебя.
Она ушла, а мы с Антоном остались на палубе. Он сразу же
взял меня за руку и поднес ее к губам.
– Ты тоже замерзла.
– Какое это имеет значение, Антон… Я нашла записку в
душе.
– Какую записку? – Он непонимающе посмотрел на меня, он
был так далек сейчас от этого.
– Записку, которую получил Андрей незадолго до смерти.
Я думаю, ее написал убийца…
– С чего ты взяла?
Потому что я сама получила записку, написанную тем же
почерком, милый… Как жаль, что я не могу сказать тебе об этом…
– Кто-то назначил ему встречу в душе.
– Странное место, ты не находишь? Даже носовой отсек
трюма, где мы нашли Клио, выглядел правдоподобнее…
– Я не знаю… Я знаю только то, что после этой встречи
Андрей покончил с собой.
– Думаешь, он решил больше не марать руки?
– Нет, я думаю о другом. – Эта мысль пришла мне в
голову только сейчас, на этом ослепительном солнце, и я попыталась изложить ее
Антону, больше всего опасаясь, что он не поймет меня. – Я думаю, что мы
приближаемся к развязке…
– К развязке? А мне кажется, что все только набирает
ход. – От странного цинизма этих слов повеяло холодом, и Антон страшно
смутился. – Прости меня…
– Я думаю, мы приближаемся к развязке, – настойчиво
повторила я. – Ты видишь, что происходит?
– А что происходит? Цепь убийств, вот что происходит…
– Heт, не то… Корабль устал играть с нами. Никаких
гудков, никаких флагов, никаких новых страниц из судового журнала двадцать
девятого года… Ничего нового.
– Ну и что? Прошло не так уж много времени.
– Корабль устал… Или убийца устал?
– Убийцы никогда не устают, ты же знаешь…
– Теоретически… Но… Он либо устал… либо выбрал лимит
времени. Ты помнишь, я рассказывала тебе, что когда маньяк выходил на охоту, то
вся его жатва длилась сорок восемь часов. Двое суток. Ты понимаешь? У него
больше нет времени убивать. Наступил новый день, в котором мы, возможно, будем
в безопасности… Двое суток, сорок восемь часов. Странно, он убивал в строго
определенный день, 30 июня… Четыре года подряд. Сейчас апрель, но это не меняет
дела… Возможно, что-то спровоцировало его. Возможно, тюленья кровь…
– Ты никогда не пробовала писать ужастики? – улыбнулся
Антон.
– Нет, но можно попробовать на досуге, когда все
кончится…
– Когда все кончится, я заберу тебя с собой. Я куплю
тебе письменный стол. Компьютер у меня есть – Он обнял меня, он уже не мог
сдерживаться. – Я устрою тебе кабинет, повешу на стену картину, которая бы тебя
вдохновляла… Ты будешь писать, а я буду приносить тебе кофе и сигареты…
– “Житан Блондз”, пожалуйста. – Я прижалась к нему и
закрыла глаза.
– Отлично, “Житан” Но при одном условии.
– При каком?
– Ты должна выйти за меня замуж.
– Так серьезно?
– Нет, несерьезно. – Он вытащил из кармана очки. Очки,
которые так нравились мне. Очки, которые так шли ему. Он водрузил их и прижал
пальцем к переносице. – Вот теперь серьезно! Я прошу твоей руки…
– Я подумаю.
– Я прошу твоей руки.
– Нет. Нет.
Он сразу осунулся и выпустил меня из рук. И мне стало так
одиноко, что я снова потянулась к нему и уткнулась липом в его грудь.
– Милый… Ты же сам говорил это. А я запомнила… “Нет”,
повторенное два раза, означает “Да”…
* * *
– Зачем ты выгнал Филю? – спросила я и поцеловала
Антона в мокрые волосы.
– А ты хотела, чтобы он торчал здесь и наблюдал, как мы
занимаемся любовью? – Он так крепко прижал меня к себе, что у меня заныло
сердце. – Это извращение.
– А заставлять человека целый день и половину ночи
бродить неизвестно где – это просто свинство…
– Целый день и половину ночи… Боже мой, как это звучит…
Целый день и половину ночи мы любили друг друга…
– Ты устал?
– Нет… – Он снова придвинулся ко мне. – Я никогда не
устану любить тебя…
– Любить…
– Любить – как любить… Не только спать.
– Но и спать – тоже.
– Да. – Он покрыл мое лицо поцелуями. – Черт, я готов целовать
тебя вечно…
– Вечно не получится… Я состарюсь, и ты будешь
натыкаться на морщины. Не очень жизнеутверждающий пейзаж…
– Мне все равно… Я буду любить тебя любую… Даже тогда,
когда ты родишь и не будешь влезать ни в одно платье…
– Ты даже об этом думаешь?
– Только об этом и думаю. Хочу от тебя ребенка.
– Нет-нет. – Я положила ладонь ему на губы. – Ты
говоришь то, что обычно говорит женщина….
– Разве? Мужчины ведь не меньше хотят детей. Я хочу.
– Ты хочешь сына, ясно.
– Мне все равно… Если родится девочка – еще лучше. Она
будет похожа на тебя.
– А если на тебя?
– Тогда пусть лучше будет мальчик. – Антон тихо
засмеялся. – Когда он родится и подрастет, я расскажу ему, что свою первую ночь
его родители провели…
– Нет. Я никогда не позволю тебе рассказывать об этом.
Я забуду этот корабль, как только все кончится… Я забуду его с таким
наслаждением, с каким еще не забывала ничего…
– Хорошо, успокойся, все будет так, как ты скажешь…
– Интересно, как будет звучать моя фамилия? Улманис, но
ведь у латышских женщин другие фамилии…
– Я хреновый латыш Обрусевший до безобразия в пяти
поколениях… Наверное, это будет Улмане.
– Нет, мне не нравится. Улманис лучше.
– Хорошо, пусть Улманис. Все будет так, как ты скажешь…
– Тогда я скажу – поцелуй меня…
И он снова стал покрывать поцелуями мое лицо, он спустился
ниже… Это были спокойные волны, которые накрывали меня с головой. Наконец-то я
обрела то, что всегда искала, то, чего была лишена, – покой… Теперь ты
отдохнешь, Ева, теперь ты отдохнешь…
