Кажется, я произнесла это вслух.
И снова в дверь постучали. Теперь это был совершенно
отчаянный стук: не рассчитанная на такой выброс эмоций дверь сотрясалась от
ударов и готова была сорваться с петель. Вадик, должно быть, не на шутку
взбешен, если отбросил всякие сантименты. Я встала с кровати и направилась к
двери, готовясь выслушать целый град ругательств, которые выльются на мою
голову.
– Откройте, Ева! Откройте, я же знаю, что вы здесь!
Откройте немедленно! – Этот голос не принадлежал Вадиму.
Я судорожно повернула ключ в замке, и в ту же минуту дверь
распахнулась.
На пороге стоял Сокольников. На него жалко было смотреть:
перекошенное, красное лицо, капли пота на висках, глухое отчаяние в самой
глубине глаз.
– Что случилось, Валерий Адамович?! – испуганно
спросила я.
– Где она? – Сокольников резко отодвинул меня, смел с
порога и углубился в каюту. – Где эта маленькая дрянь?! Где вы ее прячете?!
– Кого?
– Ларису! – Он уже перевернул постель, встал на
четвереньки и теперь заглядывал под кровать.
– Ларису? – Я не верила своим ушам. – А разве она не с
вами? Вы же собрались улетать…
– Вылезай, дрянная девчонка! – Банкир не стеснялся в
выражениях.
– Здесь никого нет.
Он не поверил мне, пока не перерыл всю каюту.
А, перерыв, бессильно опустился на стул. Я налила ему воды.
– Ну, убедились?
– Где она?
– Я не знаю. Я не слежу за вашей дочерью…
– Врете!
– Как вы смеете так со мной разговаривать? – Я
почувствовала глухую неприязнь к банкиру и в то же время испытала мелкое
девчоночье торжество.
– Смею! Вы… Вы наверняка покрываете эту маленькую
дрянь…
– Вашу дочь? – уточнила я.
– Мою дочь, самую дрянную девчонку, которую я только
знал.
– Успокойтесь, Валерий Адамович, – мягко посоветовала
я.
– Успокоиться? – Он горько улыбнулся:
– Вещи стоят на палубе, вертолет уже висит над нами
десять минут. А ее нет…
– Валерьянки? – спросила я.
– Оставьте свои замашки сиделки дома престарелых, – не
очень-то он был вежлив.
Поздравляю, Ева: старая дева, сиделка в богадельне, –
интересно, кем еще они тебя посчитают? Я вытащила маленькую бутылочку настойки,
которую дозированно принимал Вадик. Она называлась “Алтайская” и била в голову
как реактивный снаряд. Вам, господин банкир, в вашем состоянии полагается
двойная доза.
– Выпейте, – мягко сказала я.
– Что это?
– Жидкость, которая вас отрезвит. Пейте. Сокольников
опрокинул настойку и даже поперхнулся.
– Крепкая.
– Что есть, то есть. А теперь давайте все по порядку.
– Вы действительно не знаете, где Карпик?
– Ни малейшего понятия. А что произошло?
– Мы собрались. Все было нормально. И Карпик
успокоилась. Не устраивала истерик по поводу того, что хочет остаться… Господи,
я совсем не знаю свою дочь…
А надо бы, подумала я про себя, надо бы знать, что это
маленькое нежное чудовище в конечном итоге поступает так, как считает нужным.
– Налейте мне еще, пожалуйста, – тихим голосом попросил
банкир.
Я плеснула в стакан Сокольникова еще немного жидкости и
подумала о том, что Вадик за такую самодеятельность пришпилит меня к картине
“Потерпевшие кораблекрушение”. Банкир проглотил сорокапятиградусную настойку
как воду и нервно продолжил:
– Она сама сложила вещи. Была такой милой. Сидела в
уголке. А потом сказала, что забыла оставить вам телефон.
– Лариса действительно забыла оставить мне телефон, –
подтвердила я. – Правда, теперь я склоняюсь к тому, что она не забыла. Карпик
сделала это специально. Она с самого начала решила остаться.
– Это невозможно, – сказал банкир. – Мы улетаем.
– Судя по всему, она думает по-другому.
– Мне плевать, что она думает.
– Валерий Адамович, почему вы так хотите лететь? –
спросила я и тут же пожалела, что сделала это. Мне показалось, что в глазах
банкира мелькнул страх.
– Мне не нравится здесь.
– Вот как? И как давно не нравится?
– С тех пор как появился труп…
– С которым вы летите одним чартерным рейсом, простите
за цинизм.
Несколько долгих секунд банкир молчал. А потом сказал тихим,
размягченным от выпитого голосом:
– Знаете, почему я занимаю сейчас то положение, которое
занимаю?
– Устранили всех конкурентов.
– Не нравится мне ваш юмор, Ева, – вздрогнул банкир. –
Нет, все гораздо проще и совершенно бескровно. У меня отличный нюх.
Кажется, я уже слышала про нюх. И не так давно.
– Называйте это нюхом, интуицией, как хотите… Но я чую,
что здесь что-то не так.
– Конечно. – Я постаралась держать себя в руках. –
Устроители круиза обещали вам острые ощущения. Может быть, они начались чуть
раньше, чем это было запланировано…
– Это не связано с круизом… Большая беда, вот как это
называется.
– Что ж. У меня замашки сиделки, а у вас – слушателя
школы практической магии.
– В любом случае, я не хочу здесь оставаться.
– Похоже, что решаете не вы.
– Я найду эту дрянь… Мы все равно не останемся.
– Похоже, что ваша дочь такая же решительная, как и вы.
– Вы правда не знаете, где она?
– Я правда не знаю, где она. Сокольников поднялся:
– Что ж, пойду ее искать.
– Не хочу разочаровывать вас, Валерий Адамович.
Насколько хорошо вы знаете корабль? Банкир пожал плечами.
– Здесь масса потаенных уголков. А уголков, в которых
может спрятаться тринадцатилетняя девочка, – еще больше. Вы ничего не сможете
сделать. Когда улетает вертолет?
– Они дали мне пятнадцать минут, – хмуро сказал
Сокольников. Максимум – двадцать. Сейчас уже меньше.
Я приподняла брови и иронически улыбнулась:
– И вы надеетесь уложиться в эти сроки? Думаю, вам
придется остаться. Скорбное безмолвие тюленей еще не наступило.
Он внимательно посмотрел на меня. Так, как будто видел
впервые. И впервые за все время пребывания на “Эскалибуре” меня так откровенно
оценивали.
– Вы необычный человек, Ева. Недаром Карпик так к вам
привязалась. Жаль, что у нас не было времени познакомиться поближе.
