– Мы ведь друзья, правда? – упрямо прошептала Карпик.
– Конечно, друзья… Пойдем. Я отведу тебя к отцу.
– Я не хочу.
– Ты неважно выглядишь. А если к тому же будешь
температурить, то никаких тюленей не будет и в помине.
– Можно, я пойду с тобой? К тебе?
– Ты же знаешь, что ко мне нельзя. Я не думаю, что
Вадик был бы счастлив ви??еть наглую маленькую девочку в пять часов утра.
– Ты же сказала, что вы не спите вместе. Или ты
соврала? – Карпик испытующе посмотрела на меня. – Мы не должны обманывать друг
друга.
– Господи, какая разница!.. Я сказала – нет, Карпик. Я
отведу тебя к папе.
– Папы нет.
– Вот как?
– Во всяком случае, когда я проснулась, его не было.
Он, наверное, торчит в бильярдной.
– В пять утра? – До сих пор я даже не знала, что
Сокольников – любитель покатать шары.
– А это имеет какое-то значение? Ты ведь тоже не спишь
в пять часов утра.
– Я-то как раз собираюсь спать. И тебе советую.
– Ладно, идем, – сдалась Карпик.
…Каюта Карпика и ее отца находилась ближе к корме по левому
борту. А каюта старпома Митько – ближе к носу по правому. Когда мы с девочкой
вошли в коридор, я схитрила.
– Прогуляемся? Сделаем круг? – спросила я, вложив в
голос всю беспечность, на которую только была способна.
– Хочешь посмотреть на каюту старпома? С Карпиком такие
штучки не проходят, пора уяснить это себе, Ева.
– Да, – нехотя призналась я.
– Идем.
Мы с Карпиком завернули за угол. И тотчас же наткнулись на
приоткрытую дверь душевой, расположенной в торце машинного отделения. В плохо
освещенном узком проеме мелькали какие-то тени, слышалась возня и приглушенный
смех. Карпик приложила палец к губам, подкралась к двери, широко ее распахнула.
Интересно, кто-нибудь спит на этом корабле сегодня ночью или
нет?..
В предбаннике яростно целовались порочный гей Муха и
шоколадный король Андрэ, молодой муж швейцарки Аники.
– Извините, – тоненьким противным голоском сказала
Карпик, но даже не подумала прикрыть дверь.
На Андрея было жалко смотреть. Он отпрянул от Мухи, как от
прокаженного, лицо исказила гримаса запоздалого отчаяния. Я была поражена не
меньше Андрея: мир опять переворачивается с ног на голову, старпомы оказываются
шантажистами, респектабельные господа – серийными убийцами, а верные мужья…
– Извините нас. – Я покраснела так, как будто бы это
меня застали за чем-то непристойным.
– Я… – начал было оправдываться Андрей, но потом только
махнул рукой. В его глазах выступили слезы.
– Ле манифиг! – Карпик вспомнила любимое выражение
Аники и издевательски улыбнулась, а лицо Андрея сморщилось еще больше.
Я сильно дернула маленькую провокаторшу за руку, но она даже
не обратила на это внимания. Муха тоже не выглядел смущенным, ничего другого от
такой идейной проститутки и ожидать не приходится. Только теперь я поняла, как
упрощенная, фривольная кличка идет ему: он увяз в несчастном Андрее, как муха в
патоке, и теперь довольно потирал лапки.
– Вам нужен душ? – галантно спросил Муха.
– Нет-нет, продолжайте, мы не будем вам мешать, –
ответила Карпик.
– Извините, ради бога, – еще раз глупо повторила я и
захлопнула дверь.
Это дурацкое происшествие так расстроило меня, что я прошла
мимо каюты старпома и даже не вспомнила о ней. Зато Карпик не забывала ничего.
– Эй! – позвала она, когда мы уже миновали каюту Митько
– Ты забыла, что мы хотели…
– Ничего я не забыла. Как-нибудь потом…
– Ты расстроилась, Ева?
– Если хочешь – да…
– А, по-моему, это ужасно смешно.
– Нет ничего смешного в том, чтобы ставить людей в
неловкое положение. Я ненавижу это делать. Теперь он себя возненавидит. И нас
заодно.
– Муха? Что ты, с Мухи как с гуся вода. Он даже был
рад, что его увидели, может быть, он специально не закрыл дверь, чтобы его
увидели.
– Ты говоришь глупости, Карпик!
– Я не умею говорить глупости. Я всегда говорю только
умности, рассудительности и юмористичности. А Мухе даже понравилось, что мы их
застукали.
– При чем здесь Муха? Я говорила об Андрее. Бедная
Аника…
– Отчего же бедная? – У Карпика был свой, достаточно
циничный для тринадцатилетней девочки, взгляд на происшедшее. – Не Аника, а
просто какая-то Аника-воин. Сама виновата, если муж на сторону бегает.
– Господи, кто тебя такому научил, Карпик? На какой
коммунальной кухне ты это услышала?
– А что такое коммунальная кухня? – озадачилась Карпик.
Я вздохнула:
– В любом случае, то, что ты сейчас сказала, – это
очень плохо. Это недостойно.
– А, по-моему, это просто ле манифиг. – Карпик
рассмеялась. – Теперь мы можем шантажировать его, если захотим. Попросим семь
процентов акций его фабрики и будем трескать шоколад с изюмом и лесными
орехами. Тебе нравится шоколад с лесными орехами? А мне еще нравится белый
шоколад. Что с тобой, Ева?
Что со мной?.. Со мной что-то не в порядке, девочка.
Последние сутки на “Эскалибуре” состоят из целого ада намеков, случайных
совпадений, самых незначительных фраз, которые тут же становятся пророческими.
Бедняга старпом собирался шантажировать, и ему сломали шейные позвонки… Карпик
собиралась искать убийцу, а теперь собирается шантажировать… Слово “шантаж”
поселилось на корабле и бродит по воздуховодам от носа до кормы… Почему именно
девочка произнесла его, чей голос в ней говорил? Да и я сама… Я сама собиралась
искать одну татуировку, а увидела другую, очень похожую. Если так будет
продолжаться и дальше…
– Со мной все в порядке. – Я присела на корточки перед
Карликом и сильно сжала ее плечи. – Но ты должна пообещать мне одну вещь.
– Я обещаю.
– Ты даже не спрашиваешь какую.
– Зачем спрашивать? Ты просишь – я обещаю, как же
иначе?
Как же иначе, конечно же, Карпик только так может доказать
свою безоглядную преданность. Мы же друзья.
– Обещай мне, что ты никому не расскажешь о том, что
только что увидела.
– Хорошо. Только… Есть еще Муха.
– Но это не должно идти от тебя. Хорошо?
– Конечно, Ева. Можешь не беспокоиться.
* * *
…Каюта Сокольниковых была открыта. Довольно неосмотрительно,
если учесть тряпки от кутюр и карманные денежки папы Сокольникова и его
строптивой дочери.
