– Как ты думаешь, кого уберут первым? – спросила она
таким невинным голосом, что я даже вздрогнула.
– С чего ты взяла, что кого-то должны убрать, девочка?
– Ну, не знаю… – Похоже, что выдержки из Максовой книги
о пропавших экипажах “летучих голландцев” не произвели на нее никакого
впечатления.
– С кого начнем? – спросила я, только для того, чтобы
уйти от обсуждения возможного криминального подтекста происшедшего.
– С третьего помощника, – авторитетно заявила Карпик.
– Почему – с третьего? Почему не с капитана?
– Ты же помнишь, что сказал Макс? Все документы
находятся у третьего помощника.
В логике ей не откажешь, приходится признать: еще никогда за
все время нашего путешествия я не видела Карлика такой счастливой, она даже
похорошела. Чувство неизвестной, но вполне ощутимой опасности, скрывающейся
где-то в чреве корабля, расширило ее глаза и заставило блестеть волосы. А что
прикажете делать, если одно приключение подминает под себя другое и совершенно
непонятно, что может ожидать тебя за поворотом.
* * *
…За поворотом нас не ждало ничего, кроме пустого коридора и
отдаленного гула голосов. Карпик на секунду остановилась и приложила палец к
губам:
– Слышишь?
Безумная мысль о том, что наваждение кончилось и экипаж так
никогда и не покидал своих мест, сразу же погасла, как только я поняла, откуда
идет этот гул.
Разговоры в буфетной кают-компании, только и всего. Вот это
эхо, черт возьми! Интересно, по каким воздуховодам идут к нам приглушенный
голос Аники и такое же приглушенное хихиканье Мухи?..
Покинутый командой корабль оказался чересчур велик для
шестнадцати оставшихся; именно отсутствие людей и обеспечило беспрепятственное
прохождение звуков: они не встречали на своем пути никакого сопротивления, им
не приходилось обходить живую плоть и тратить на это силы. Эффект сродни эху в
пустых помещениях.
Мы прошли мимо каюты Клио, двери которой были плотно
закрыты. Карпик остановилась на секунду, раздумывая, и лицо ее потемнело.
– Может быть, стоит их разбудить? – мягко спросила я.
– Не стоит. Сами проснутся. – Карпик вложила в эту
реплику все презрение, на которое только была способна.
– Ну, как знаешь. Идем?
– Да.
Но она не двинулась с места, напротив, подошла к двери и
уткнулась в нее упрямым бычьим лбом. Сейчас она скажет “сука”, устало подумала
я.
– Сука! – громко и отчетливо сказала Карлик, занесла
было кулак над ни в чем не повинной дверью, но передумала. – Идем отсюда, Ева.
Через пять минут она уже открывала каюту Здановича своим
волшебным универсальным ключом: вот кто является настоящей хозяйкой корабля –
девочка, которая может отомкнуть любую дверь в любую тайну.
В каюте было так же темно, как и в коридоре: герметически
задраенный иллюминатор не пропускал света снаружи корабля. Общими усилиями мы
открыли металлическую заслонку и принялись осматривать помещение. Каюта была
чуть больше, чем наше с Вадиком временное пристанище. Тот же унифицированный
интерьер: заправленная койка, маленький шкафчик для одежды, стол и два стула,
привинченные к полу, радиоточка корабельной связи, расписание вахт, вытертый
коврик под ногами.
Единственное отличие – маленький сейф в углу каюты.
– Если он закрыт, придется воспользоваться автогеном, –
неудачно пошутила я.
Сейф был открыт. И – пуст. Никакого намека на бумаги, на
документы, на контракты, о которых говорил Макс. И ничего, что говорило бы о
самом Здановиче. Не удовлетворившись осмотром сейфа. Карпик открыла шкаф. В
шкафу тоже ничего не было. Он был потрясающе, восхитительно пуст. Даже вшивый
носовой платок не валялся на самом дне ящика. Даже порванный шнурок от ботинка.
Я видела Здановича вчера вечером, во время ужина, и он не производил
впечатления фантома. Теперь же казалось, что в этой комнате никто и никогда не
жил. Как только я поняла это, в ноздри вполз специфический запах нежилого
помещения. Да и сама каюта казалась неразобранной декорацией какого-то
спектакля. Чтобы избавиться от этого ощущения, я тряхнула головой: чушь, бред,
не может быть, еще вчера третий помощник Зданович был вполне реальным человеком
и на ужин потребовал двойную порцию подливки…
– Что скажешь? – спросила у меня Карпик.
– Здесь никого не было по крайней мере месяц, –
высказала предположение я.
– Или два, – поддержала меня Карпик. – А может быть,
здесь вообще никто не жил… Ты как думаешь? От ее спокойного голоса мне стало
страшно.
– Ну что, теперь двинем к капитану?
– Теперь все равно. К капитану так к капитану.
Это был серьезный шаг. До нас с Карликом еще ни один из
пассажиров не переступал порога его каюты.
…Открыть заслонку на иллюминаторе в каюте капитана, так как
мы это сделали в каюте Здановича, так и не удалось. Да и свеча, которой
пользовалась Карпик, медленно догорала. В ее крохотном ореоле находилась сама
Карпик и часть помещения. Одно я могла сказать точно: каюта капитана не была
похожа на аскетичную каюту третьего помощника. То, что я увидела в мерцающем
свете, несколько удивило меня: слишком много дерева, слишком много ненужных с
точки зрения корабельной целесообразности вещей. В этом еще предстояло
разобраться. А сейчас я смотрела на тонкую руку Карпика, всю залепленную свежим
воском. Его капли стекали по коже, наплывали одна на другую, но Карпик,
казалось, не замечала этого.
– Тебе не больно? – спросила я, удивляясь, почему
раньше не обратила внимания на расплавленный воск.
– В смысле? – Карпик с недоумением посмотрела на меня.
– Воск. Он же горячий… Тебе не больно?
– А-а… Ты об этом? У меня очень низкий болевой порог,
все удивляются, – почти с гордостью сказала девочка.
Нет, Карпик. Насчет низкого болевого порога – это сказки.
Вся твоя невосприимчивость к боли, к горячему парафину на коже, к пощечинам
отца, – все это блеф, не больше, замещение одного другим. Твоя боль гнездится
совсем в другом месте. В том месте, где твой отец обычно назначает свидание
женщинам, которых ты ненавидишь…
– Сейчас она догорит. – Карпик вздохнула. – Придется
взять побольше свечей, чтобы сюда вернуться.
И действительно, ярко вспыхнув напоследок, свеча совсем уж
собралась погаснуть. Но этого секундного торжества света хватило, чтобы я
заметила подсвечник на столе. Мы оставались в темноте не дольше нескольких
мгновений. Я достала зажигалку, щелкнула ею и зажгла три свечи в подсвечнике.
Каюта сразу же осветилась ровным и достаточно ярким светом. То, что мы увидели,
поразило нас. Настолько, что некоторое время мы молчали.
– Да, – сказала Карпик и смяла в руке податливый воск:
все, что осталось от свечи. – Отель “Георг Четвертый”, пять звездочек,
президентские апартаменты.
