Полина так и села.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Как будто мало ей всего того, что произошло! Кто-то решил проверить Полину на прочность и свел повариху с ума.
– Я вас сейчас домой отправлю, – с фальшивой улыбкой произнесла Полина. – Вы отдохнете, а завтра все пройдет.
Но Клара Ивановна вскинула голову и с тем же нездоровым блеском в глазах заявила, что никуда не поедет. Она останется здесь и выполнит свой долг: накормит гостей ужином.
«Э-э-э, как бы ты нас стрихнином не накормила, милая моя, – озабоченно думала Полина, слушая ее. – Что ж за день такой сегодня!»
Оставив обезумевшую Клару Ивановну хозяйствовать на залитой водой кухне, она попыталась отыскать Илюшина. Нужно предупредить его, что в их команде одним членом экипажа меньше.
Но Макара нигде не было. Обойдя весь дом, Полина запыхалась и села на подоконник.
Прекрасно. Теперь к перечню бед и напастей можно прибавить исчезновение Илюшина.
Впрочем, что это там виднеется за пеленой дождя в оранжерее? Трудолюбивый Армен, кажется, не выбирается оттуда ни днем, ни ночью. И сейчас он был явно не один.
Приглядевшись, Полина убедилась, что с ним Макар Илюшин. Она видела лишь головы над цветущими кустами. Армен не махал руками и, похоже, даже не удирал.
В эту минуту дождь зарядил сильнее и скрыл оранжерею, словно занавес – сцену.
Позади Полины послышались тихие, почти бесшумные шаги. Девушка обернулась.
К ней подкрадывался Тарас Воловик. Он переступал на цыпочках по ковру. Между ними оставалось не больше десяти шагов. На бледных щеках горели два ненатурально ярких пятна, как будто Тарас щедро намазался румянами. Рот полуоткрыт, а за пересохшими губами желтеют острые зубы.
Полина свалилась с подоконника и завизжала так, что сама на миг оглохла. Дом вздрогнул, тени шарахнулись по углам. Воловик отпрыгнул.
Одновременно хлопнули несколько дверей, послышался топот. Первым из-за угла вылетел Сергей.
Полина видела однажды, каким стремительным он может быть при необходимости. Но сейчас это поразило ее, как в первый раз. Секунда – и огромный, как медведь, Бабкин стоял между ней и Воловиком.
И такой же злой.
– Ты цела?
Полина пробормотала, что с ней все в порядке, и поднялась. Кажется, она стукнулась об угол подоконника…
– Психованная! – ощерился Тарас. – Орать-то зачем?
– Вы ко мне подкрадывались!
– Он подкрадывался? Полина!
– Да!
– Нет! Пошутить нельзя, что ли?
– Поподробнее про шутки, пожалуйста, – попросил Бабкин. – Я тоже люблю посмеяться.
– Вы не поймете, – огрызнулся Воловик. – У нас разное чувство юмора.
Сзади раздался негромкий голос:
– Что здесь происходит?
Возле лестницы стоял Макар. Он даже не запыхался.
«Громко же я заверещала, если меня было слышно в оранжерее!» – мелькнуло в мыслях Полины.
Илюшин подошел к ним.
– Мне нужно повторить вопрос? Кто-нибудь в состоянии объяснить мне, что за вопли в доме?
«Воловик собирался меня убить! – хотела крикнуть Полина. – Он бы меня задушил, а потом перегрыз горло для верности! Это он, он убил эконома!»
Но наткнулась на взгляд Макара. Ледяной, предостерегающий взгляд. Он запечатал ей рот, словно ладонью. Полина лишилась дара речи и смогла лишь промычать что-то невнятное.
– Я объясню, – с достоинством сказал Тарас. – Я шел в бильярдную. Мы договорились сыграть партию до ужина. Смотрю, мечтательная девица сидит, глазеет в окно. Дай, думаю, встряхну ее. Все такие тухлые сегодня, сонные.
– «Встряхну» – это как? – уточнил Бабкин.
– Да под ребрышки бы ущипнул. – Тарас хихикнул. – Девицы от этого оживляются.
Полина дернулась от омерзения.
– Ребрышки, значит, – кивнул Макар. – Ясно. А кто вас ждал в бильярдной?
– Я ждала.
Анжелика вышла из тени. Полина в суматохе и не заметила, как она появилась.
– Сижу в бильярдной, думаю: что за крики? Между прочим, Тарас, я там уже пять минут. Джентльмен не должен заставлять даму ждать.
Воловик прижал руки к груди с видом глубочайшего раскаяния.
– Так я уже… Вот уже… Вот уже разобрались, выяснили, что у всех чэ-ю разное. Чувство юмора, значит. А у кого-то его и вовсе нет.
Он изобразил шутовской поклон Макару с Бабкиным, сделал Полине «козу» и увел Анжелику в бильярдную. Всей спиной сигнализируя, что победа осталась за ним.
Бабкин проводил их тяжелым взглядом.
– Слушай, Илюшин… А ты не думал о том, что «привратников» может быть двое?
– Я обо всем думал, – в голосе Макара звучало легкое раздражение. – Тараса мы выслушали. Полина, теперь ваша версия случившегося.
– Он ко мне подкрался. Я сидела. Оборачиваюсь, а там он. Вот и все.
Кажется, Илюшин удивился ее лаконичности. Но Полина никак не могла сосредоточиться, чтобы описать все в красках: и лицо Воловика, и собственный страх.
Что-то сейчас было не так. Она не могла понять, что именно. Какая-то неправильность присутствовала во всей этой сцене, вполне очевидная и ясная. Но ей никак не удавалось ее ухватить.
«У тебя мозги разъезжаются».
«Но ведь что-то и в самом деле не в порядке!»
– Значит, он просто подкрадывался, – задумчиво повторил Илюшин. – Тогда я склонен согласиться с тем, что Тарас Иммануилович запланировал неудачную шутку. Или кто-то отвлекал наше внимание.
Он выразительно посмотрел на Бабкина.
– Черт! – выругался тот. – Библиотека!
И исчез.
Полина уже раскаивалась в том, что подняла тревогу. Рядом с Илюшиным ее страхи рассеялись. Осталось только это странное чувство…
– Фотошоп… – вслух подумала она.
– Что?
Пришлось пояснить.
– Иногда смотришь на фотографию и чувствуешь, что с ней что-то не так. А понять, что именно, не можешь. Так часто бывает, если, например, тени на снимке лежат неправильно. Нужно долго вглядываться, чтобы заметить это.
– И?
– Сейчас у меня такое же ощущение. Я не понимаю почему. Как будто у половины предметов не хватает теней, а у другой половины они лежат не в ту сторону.
– Вон оно что, – сказал Макар таким тоном, что Полина сразу почувствовала себя глупо.
В самом деле: сначала подняла крик, теперь бормочет что-то невнятное про фотошоп и тени. Он, наверное, тоже думает о ней: «Бедная экономка немножко спятила».
