Анжелика дернула сестру за собой. Но та вырвала руку.
– Ирма! Ты что, поверила им?!
– Да, – сказала Ирма.
– Они врут! Посмотри на них!
Но женщина покачала головой.
– Я не смогу без тебя! – голос Анжелики дрогнул. – Как я буду… одна?
Полине, не сводившей с них глаз, на миг показалось, что художница сейчас сдастся.
Несколько секунд сестры смотрели друг на друга.
– Ты найдешь себе кого-нибудь другого, – твердо сказала Ирма.
Анжелика отвернулась и быстро вышла.
* * *
За окном в сумраке мелькнули фары такси. Бледный свет скользнул по стеклам.
Полина видела, прижавшись носом к стеклу, как по дорожке, обходя лужи, идут Анжелика и Тарас. Воловик подпрыгивал, гарцевал, как молодой пони, но все равно не удержался и напоследок оступился в лужу.
– Почему он уезжает? – вслух подумала Полина. – Он же ни при чем.
– Я его попросил, – подал голос Анжей.
Полина обернулась. Ковальский пил чай и жевал бутерброд, приготовленный заботливым Василием.
– Попросили?
– Макар рассказал мне о его желаниях. Не сочтите меня моралистом…
– Ни в коем случае! – вставил вредный Илюшин.
– Не сочтите меня моралистом, – невозмутимо повторил Ковальский, – но я не собираюсь потворствовать увеличению пакостей в этом мире. Их и так предостаточно.
Полина оглядела столовую. Четверо мужчин сидели за столом с неприхотливой едой.
– А где Ирма? – спохватилась она.
– Убежала кому-то звонить, – отозвался Бабкин.
– В такое время?
– Может, у нее срочное дело.
Десять минут назад Сергей поднялся проверить, как себя чувствует их пленник. И услышал, проходя мимо комнаты художницы, ее разговор. Женщина то смеялась, то плакала, то снова смеялась.
Но об этом он не стал говорить Полине. Справедливо рассудив, что это касается только Ирмы и того, кому она звонила в три часа ночи.
Из кухни выглянул Василий с подносом, полным бутербродов.
– Полина, помоги мне.
Она поспешно вскочила. Ей стало стыдно. Кто здесь экономка, в конце концов?
В кухне пахло свежей мятой. Василий колдовал над чайником.
– С Кларой Ивановной что-то случилось, – сказала Полина, собирая чашки. – Она вчера весь вечер плакала.
– Это она меня увидела, – буркнул Василий. – Я прятался-прятался, а потом не выдержал, пробрался сюда. Ну, она меня и застала. Пришлось раскрыться. Клара так обрадовалась, что мне даже неловко стало. Хорошая она.
Полина села, забыв про чашки. Так вот в чем было дело!
– Вы разговаривали! – сообразила она. – А когда вошла я, ты выскочил в окно!
– Ага. Я же не знал, кто идет.
«Вот почему была открыта створка! А я-то купилась на бред, который сочинила на ходу Клара Ивановна! Что-то про крыс, про то, что нужно проветривать комнату… Она плакала от радости, а не от горя!»
– От радости… – вслух сказала Полина. – Вася, почему ты мне ничего не сказал? Знаешь, сколько раз я звонила в больницу?
– Присоединяюсь к вопросу, – сказали сзади.
В дверях стоял Макар Илюшин.
– Ты сэкономил бы всем кучу нервов, если бы не шарахался по дому, как…
– Как чертов Рэмбо, – подсказал Василий.
– Как призрак прадедушки, – поправила Полина.
– Как уцелевший после мора таракан, – закончил Илюшин. – Что тебе мешало прийти ко мне со своими подозрениями?
– А я тебе не доверял. Ни тебе, ни Сергею.
«И мне тоже», – с обидой подумала Полина.
– А тебя просто боялся в это впутывать, – сказал ей Василий, словно прочитав ее мысли. – Я в этом доме знаю каждый угол. Мне было где спрятаться.
– Графин в кухне ты разбил?
– Я. Координация после аварии еще не очень.
Илюшин потер висок.
– Значит, это ты за всеми следил… Знал бы я раньше, я бы сто метров нервных волокон сэкономил. Где ты прятался, спрашивать бесполезно?
– Абсолютно. Может, мне эти укрытия еще пригодятся.
– Про труп в подвале ты знал?
– Понятия не имел. Я был уверен, что нас с Полиной пытались убить. Все гости в этот раз странно себя вели. Ну, я и решил понаблюдать незаметно за всеми, кто в доме. В том числе за тобой и Серегой. Мне казалось, дело идет к развязке.
– Так оно и было. Значит, из больницы ты удрал…
– Зачем удрал? Ушел как белый человек. Даже деньги оставил сестрам.
Полина внезапно вышла из себя. Так вот почему с ней так разговаривали в больнице! А она выдумала бог знает что! Переживала! Хотела, как последняя идиотка, бежать босиком к нему в реанимацию!
Она вскочила и крикнула так, что зазвенела посуда в шкафу:
– Это чтобы медсестры врали, да? Чтобы они всем озабоченным вроде меня говорили, что ты тяжелый и без изменений?
Голос у нее сорвался.
– А я, между прочим, думала, что ты почти умер! Я тебя чуть не оплакала! Ты нарочно это сделал, да?! Чтобы я тут… без тебя…
Она махнула рукой и опустилась на стул. В глазах противно защипало.
Василий присел перед ней на корточки. Зеленые глаза оказались на уровне глаз Полины.
– Чучело ты, – с насмешливой нежностью сказал он.
Одной огромной лапой взял девушку за руку – рука исчезла в его ладони. Другой очень бережно провел по ее лицу, стирая слезы.
Краем глаза Полина увидела, что Макар растворился за дверью.
А потом большие руки подняли ее легко, как перышко, и поставили на стул. Теперь Полина оказалась выше. Но ненамного. Как раз настолько, чтобы ей было удобно наклониться и прижаться губами к теплым губам.
Когда он отпустил ее, губы жгло, как будто опалило пламенем. Василий смотрел на нее снизу вверх. Он не улыбался, но глаза его улыбались.
Первый раз Полина увидела эту обращенную к ней улыбку.
Василий уткнулся в ее ладонь, подышал на пальцы, словно отогревая замерзшую птицу. Снова запрокинул голову таким беззащитным движением, которого невозможно было ожидать от него прежде.
– Прости меня, пожалуйста, – сказал он. – Я хотел тебе сказать, но не мог.
Она провела пальцем по его жесткой щеке. Ее переполняли слова, рвались наружу, и каждое слово было признанием.
Вместо этого Полина вслух сказала:
– Мы с тобой теперь всегда будем со стула целоваться, да?
