– Конечно. Ты пытаешься очаровать меня. Пне отрицай!
Отрицать Харри не стал.
– Ладно. И как у меня получилось?
Она задумчиво взяла бокал, отпила из него и ответила:
– Нормально. Во всяком случае, сносно. А вообще, нет, отлично. Вполне.
– Звучит как «на пять с минусом».
– Вроде того.
Рядом с заливом было темно и почти безлюдно. Дул свежий ветер. На лестнице Оперного театра фотограф что-то объяснял необычайно тучным новобрачным. Тем явно не нравилось то и дело переходить с места на место, да и неудивительно при их телесах. Но наконец идеальный вариант был найден, и они закончили фотосессию с улыбками, смехом и, возможно, слезами.
Харри и Биргитта наблюдали эту картину с балюстрады.
– Вот что значит лопаться от радости, – сказал Харри. – Или по-шведски так не говорят?
– Почему нет? Бывает, человек так счастлив, что и по-шведски можно сказать: он лопается от радости. – Биргитта вынула из волос заколку и подставила лицо ветру. – Бывает, – повторила она чуть слышно.
Она стояла лицом к морю, и ветер развевал ее огненные волосы, так что они походили на щупальца огромной медузы.
Харри раньше и не подозревал, что медузы бывают такими красивыми.
4
Городок Нимбин, Коре Виллок и Элис Купер
Самолет приземлился в Брисбене, когда у Харри на часах было одиннадцать, но стюардесса по громкой связи настаивала, что всего десять.
– Здесь, в Квинсленде, время не делят на зимнее и летнее, – объяснил Эндрю. – Были настоящие политические баталии, но в итоге фермеры собрались на референдум и высказались против.
– Такое чувство, что это большая деревня.
– Вроде того. Еще недавно парней с длинными волосами сюда просто не пускали. Это было запрещено.
– Шутишь?
– Квинсленд – особая статья. Скоро отсюда погонят бритоголовых.
Харри улыбнулся и провел рукой по бритому затылку.
– Что еще?
– Да, если ты привез с собой марихуану, оставь ее лучше в самолете. В Квинсленде к наркоманам относятся строже, чем в остальных штатах. Неудивительно, что фестиваль «Аквариус» проводили именно здесь – прямо на границе с Новым Южным Уэльсом.
Первой их целью было найти машину. В конторе по прокату оказалась свободной и исправной только одна.
– Зато в Квинсленде есть места вроде острова Фрэзер, где познакомились Ингер Холтер и Эванс Уайт. По большому счету, остров этот – просто огромный пляж, но есть на нем и тропический лес, и озера с чистейшей в мире водой. А песок до того белый, что пляж кажется мраморным. Такой песок называют силиконовым – из-за повышенного содержания кремния. Из него можно сразу лепить компьютеры.
– Страна изобилия, верно? – Парень за стойкой протянул ключ.
– «Форд эскорт»? – Эндрю в задумчивости потер нос, но потом все-таки согласился, спросив только: – Неужели они еще существуют?
– Особое предложение, сэр!
– Не сомневаюсь.
Солнце добела раскалило Тихоокеанское шоссе, и построенные из стекла и бетона небоскребы Брисбена светились, как хрустальная люстра.
– Красиво, – сказал Харри. – Так правильно и чисто. Как будто этот город кто-то нарисовал.
– Ты недалек от истины. Брисбен в общем-то молодой город. Не так давно здесь было просто большое село со стотысячным населением. Если хорошенько приглядеться, у местных до сих пор ноги колесом. Сейчас город похож на подновленную кухню в крестьянском доме: блестящий, броский и деловой. А вокруг бродят задумчивые коровы.
– Ты нарисовал симпатичную картину, Эндрю.
– Не выпендривайся.
Они ехали по шоссе на восток. Вокруг простирались зеленые холмы, перемежавшиеся лесом и возделанными полями.
– Добро пожаловать в австралийскую деревню, – объявил Эндрю.
Миновали пасущихся коров, проводивших их безразличным взглядом.
Харри рассмеялся.
– Что еще? – спросил Эндрю.
– Видел карикатуру Ларсона
[13]
, где две коровы стоят на задних ногах, разговаривают, курят и одна кричит: «Осторожно, машина!»
Пауза.
– Кто такой Ларсон?
– Ладно, проехали.
Мимо проносились низенькие деревянные домики, непременно с верандами, сетками от комаров и пикапами перед дверью, меланхоличные рабочие лошади с широким крупом, пасеки и блаженствующие в грязи свиньи. Дорога становилась все уже. Перевалило за полдень, когда они остановились на заправку в маленьком городке. Если верить вывеске, он назывался Юки и уже два года претендовал на звание самого чистого города в Австралии.
– Ну и ну! – воскликнул Харри, когда они приехали в Нимбин.
Центр города (около ста метров) был разукрашен во все цвета радуги. Харри увидел персонажей, знакомых ему по фильмам Чича и Чонга.
– Это же семидесятые! – выдохнул он. – Смотри, там стоит Питер Фонда и обнимается с Дженис Джоплин.
Они медленно поехали по улице, провожаемые застывшими взглядами изображений.
– Фантастика! Не думал, что такие места еще существуют. Умереть со смеху!
– Почему? – спросил Эндрю.
– Тебе это не кажется забавным?
– Может быть, – пожал плечами Эндрю. – Сегодня, конечно, легко смеяться над этими чудаками. Я знаю, что ребята, которые верили во flower-power generation 1 , были дуралеями, они только и делали, что бренчали на гитарах, читали стихи собственного сочинения и трахали друг друга. Что организаторы фестиваля в Вудстоке разгуливали, нацепив галстуки, и давали смехотворные интервью, над наивностью которых потешаются до сих пор. Но еще я знаю, что без их идей наша жизнь была бы совершенно другой. Может, сегодня такие лозунги, как «Мир» и «Любовь», кажутся затертыми, но мы, те, кто вырос в то время, в них верили. Всей душой.
– А не староват ты был для хиппи, Эндрю?
– Да. Староват. Я был опытным и коварным хиппи, – улыбнулся он. – Но скольким девочкам дядя Эндрю открыл двери в волшебный мир любви!
Харри похлопал товарища по плечу:
– Старый развратник, мне-то казалось, ты только что толковал про идеализм.
– Это и был идеализм! – возмутился Эндрю. – Не мог же я доверить эти нежные бутоны какому-то неуклюжему прыщавому подростку, чтобы девушка до конца семидесятых страдала от душевной травмы.
– Так вот в чем важнейший вклад семидесятых в развитие общества?
