– Да знаю, кое-кто тоже продает, но им я не доверяю. Мне нужно много. И я хорошо заплачу.
– Биргитта, мне некогда. Пожалуйста, не звони мне больше.
– Погоди! Я могу… я кое-что знаю. Знаю, что тебе нравится.
– Нравится?
– От чего ты… тащишься.
– Погоди.
…
– Извини, пришлось кое-кого выставить из комнаты. Здесь настоящий дурдом. Ну? И что же мне, по-твоему, нравится?
– Разговор не телефонный, но… Но у меня светлые волосы и… и мне это тоже нравится.
– Ну и ну! Все-то ты знаешь. Я думал, Ингер никому об этом не рассказывала.
– Когда мы встретимся, Эванс? Ну же?
– Послезавтра я лечу в Сидней, но могу прилететь пораньше…
– Да!
– Хм.
– Когда мы…
– Тише, Биргитта, я думаю.
…
– Ладно, Биргитта, слушай внимательно. Завтра в восемь вечера пойдешь по Дарлингхерст-роуд. Остановись по левую сторону, у бара «Голодный Джон». Увидишь черный «хольден» с затемненными стеклами. Если до полдевятого его там не будет, уходи. И позаботься о том, чтобы я видел твои волосы.
– В последний раз? Ну, как-то ночью Кристина мне неожиданно позвонила. Кажется, она была пьяной. За что-то ругала – не помню. Наверное, за то, что я разрушил ее жизнь. Ей частенько казалось, будто окружающие постоянно разрушают то, что ей удается создать.
– Знаешь, так бывает у девочек, которые росли одни, играя в куклы, – заметила Биргитта.
– Может быть. Но опять же, я не помню. Да я и сам, наверно, был не очень трезвый.
Харри приподнялся на локте и посмотрел на море. Волны вздымались, белая пена на мгновение повисала в воздухе и, сверкая на солнце битым стеклом, опадала на скалы близ Бонди-Бич.
– А потом я ее один раз видел. Она зашла навестить меня в больнице, тогда, после аварии. Когда я открыл глаза и увидел ее рядом с кроватью, бледную, почти прозрачную, то сначала подумал, что сплю. Она была такая красивая, как в первый день нашего знакомства.
Биргитта толкнула его в бок.
– Я что-то не то сказал? – спросил Харри.
– Нет-нет, продолжай, – хихикнула она и перевернулась на живот.
– Да что же это такое? Вообще-то, когда я рассказываю о своих прежних пассиях, тебе бы следовало хоть чуточку ревновать, а? А тебе, я смотрю, нравятся рассказы о моем бурном прошлом. Еще детали тебе подавай!
Биргитта посмотрела на него поверх солнечных очков.
– Мне приятно слышать, что у моего мачо-копа когда-то были чувства. Хотя все в прошлом.
– В прошлом? Что ты имеешь в виду?
– Этот твой выстраданный роман давно закончился, и сколько бы переживаний в нем ни было, волноваться уже незачем.
Харри покачал головой:
– Неправда. Ты сама знаешь.
– Ну да. Все в порядке, Харри. Сейчас все в порядке. На один миг вспыхнуло – и все прошло. Рассказывай дальше. Если подробности будут слишком мучительны, я скажу. Потом я все равно отыграюсь, когда буду рассказывать свою историю. – Она с довольным видом погрузилась в теплый песок. – Я хотела сказать, истории.
Харри смахнул песок у нее со спины.
– Ты уверена, что не обгоришь? Такое солнце, а кожа у тебя…
– Это вы натирали меня кремом, помните, господин Холе?
– Я подумал, что солнце сейчас активное. Ладно, проехали. Просто не хочу, чтобы ты обгорела.
Харри посмотрел на ее нежную кожу. Когда он попросил Биргитту об услуге, та согласилась сразу же, без колебаний.
– Расслабься, папочка, и рассказывай дальше.
Вентилятор не работал.
– Черт, снова-здорово! – Уодкинс попытался его крутить. Бесполезно. Кусок алюминия и дохлая электроника.
– Брось, Ларри, – проворчал Маккормак. – Пусть Лора принесет новый. Сейчас не до таких пустяков. Ларри?
Уодкинс раздраженно отложил вентилятор.
– Все готово, сэр. В том районе у нас будет три автомобиля. На мисс Энквист – радиопередатчик с микрофоном, чтобы мы в любой момент знали, где она и что происходит. По плану, она приведет его к себе домой, где будем ждать мы – Хоули, Лебье и я сам, соответственно – в шкафу в спальне, на балконе и рядом с домом. Если что-то произойдет в машине или они поедут не туда, три наших автомобиля последуют за ними.
– Тактика?
Юн поправил очки.
– Ее задача – заставить его проговориться об убийствах, сэр. Возможно, припугнуть, сказать, что Ингер Холтер рассказывала ей о его сексуальных наклонностях, а она расскажет полиции. Может, он скорее себя выдаст, если будет уверен, что ей не уйти.
– Когда вмешаемся мы?
– Как только запишем на пленку достаточно доказательств. В худшем случае – когда он нападет.
– Риск?
– Конечно, не без этого, но человека так сразу не задушишь. Мы с нее глаз не спустим.
– А если он вооружен?
Юн пожал плечами:
– Исходя из того, что нам о нем известно, вряд ли у него окажется оружие, сэр.
Маккормак встал и начал расхаживать по комнате, хотя свободного места было мало. Харри он напомнил старого толстого леопарда, которого он в детстве видел в зоопарке. Клетка была такой маленькой, что задние лапы у него еще шли в одну сторону, когда передние поворачивались в другую. Вперед-назад. Вперед-назад.
– А что, если он захочет секса до разговоров?
– Она откажется. Скажет, что передумала, что говорила так, только чтобы достать морфия.
– И позволит ему уйти?
– Мы бы не лезли в воду, если бы не были уверены, что сможем поймать рыбу, сэр.
Маккормак закусил верхнюю губу:
– А почему она вызвалась?
Стало тихо.
– Потому что не любит насильников и убийц, – ответил Харри после долгой паузы. – Особенно если они убивают ее знакомых.
– А еще?
Последовала еще более долгая пауза.
– Потому что я ее попросил, – наконец сказал Харри.
– Можно тебя побеспокоить, Юн?
Юн Суэ поднял взгляд от монитора и улыбнулся:
– Sure, mate
[94]
.
Харри сел в кресло. Прилежный китаец что-то печатал, одним глазом глядя на экран, а другим – на Харри.
– Никому не говори, Юн, но я не очень-то в это верю.
Юн перестал печатать.
