– Харри, ответь!
Вырвав микрофон из уха, он кинулся к крытому резервуару. Дверь открыта. Он вбежал внутрь и грохнулся на колени. Перед ним, под сводами крыши, купалась в свете, идущем из-под потолка, часть Сиднейской бухты. Над резервуаром шел узкий мостик, по которому бежал Тувумба в черном свитере с высоким воротом и черных брюках. Он бежал легко и изящно, насколько это позволял узкий и шаткий мостик.
– Тувумба! – в третий раз крикнул Харри. – Это Харри! Я стреляю.
Он упал – не потому, что не мог удержаться на ногах, а потому, что не мог поднять руку. Поймал на мушку черную фигуру и спустил курок.
Первая пуля попала в воду прямо перед Тувумбой, который продолжал бежать, высоко поднимая колени и не сгибая локтей. Харри взял чуть повыше. Всплеск прямо за Тувумбой. Теперь до цели почти сто метров. Харри в голову пришла дурацкая мысль: это как в экернском тире – огни под потолком, гулкое эхо, нервный пульс в указательном пальце и глубокая сосредоточенность – как при медитации.
Как в экернском тире, подумал Харри, стреляя в третий раз.
Тувумба упал.
Позже, давая показания, Харри писал, что предположительно попал Тувумбе в левое бедро и вряд ли рана была смертельной. Но это было только предположение – разве знаешь, куда попадешь со ста метров, стреляя из табельного пистолета. Харри мог сказать что угодно, и никто не смог бы этого опровергнуть. Не осталось даже трупа для вскрытия.
Тувумба лежал, свесив в воду левую руку и ногу, и кричал. Харри побежал по мостику, с трудом превозмогая головокружение и тошноту. Все перед глазами стало сливаться: вода, свет под потолком, мостик, который теперь начал раскачиваться под ним взад-вперед. Харри бежал, а в голове мелькали слова Эндрю: «Любовь – большая тайна, чем смерть». И он вспомнил легенду.
Кровь била в виски, и Харри был юным воином Валлой, а Тувумба – змеем Буббуром, убившим его возлюбленную Мууру. И теперь Буббура нужно убить. Ради любви.
Позже, давая показания, Маккормак говорил, что не понял слов, которые Харри Хоули кричал в микрофон после выстрелов.
– Мы только слышали, что он что-то кричит – возможно, на родном языке.
И сам Харри не мог сказать, что тогда кричал.
Он мчался по мосту. Это была гонка жизни и смерти. Тело Тувумбы вздрогнуло. Весь мост вздрогнул. Сначала Харри подумал, что что-то столкнулось с мостом, но потом понял, что его снова решили обмануть и не отдать выкуп.
Это был Морской ужас.
Он поднял из воды свою мертвую голову и раскрыл пасть. Как при замедленной съемке. Харри был уверен, что Ужас утащит Тувумбу с собой, но он только подтолкнул кричащее тело дальше в воду, чтобы вынырнуть опять.
«Только без рук», – подумал Харри, вспомнив день рождения бабушки в Ондалснесе. Это было давным-давно – тогда они старались вынуть яблоко из плошки с водой одними зубами. Мама с ног валилась от смеха.
Оставалось тридцать метров. Харри думал, что успеет, но Морской ужас показался снова. Так близко, что Харри увидел, как он, словно в экстазе, закатил глаза и победно продемонстрировал двойной ряд зубов. На этот раз он ухватил ногу и дернул головой. Тувумба беспомощной куклой взлетел в воздух, и крик быстро оборвался. Харри наконец добежал до места.
– Проклятый призрак! Отдай! – крикнул он, задыхаясь от плача. Потом поднял пистолет и остаток обоймы разрядил в воду, которая тут же окрасилась в красное. Как красная газировка. И Харри сквозь нее видел свет подземного туннеля, где взрослые и дети, столпившись, наблюдали развязку, настоящую природную драму, пиршество, которое поспорит с «убийством клоуна» за звание самой громкой газетной статьи года.
22
Татуировка
Джин Бинош выглядел и разговаривал именно так, как и должен выглядеть и разговаривать человек, всю жизнь проживший в ритме рок-н-ролла и не отступавший от цели, пока не добьется своего.
– Думаю, в аду найдется место хорошему татуировщику, – сказал Джин, прокалывая кожу иглой. – Дьявол ценит разнообразие в пытках, верно, приятель?
Но посетитель был пьян и почти засыпал, так что не проникся ни рассуждениями Джина о загробной жизни, ни болью от иглы.
Сначала Джин не хотел браться за этого парня, когда тот пришел в его мастерскую и гнусавым голосом с каким-то певучим акцентом изложил свою просьбу.
Сначала Джин ответил, что не делает татуировки пьяным, и предложил прийти в другой раз. Но этот тип положил на стол 500 долларов, и, поскольку сама татуировка стоила 150 да посетителей в последние месяцы было не сказать чтоб много, Джин достал дамскую бритву и мужской дезодорант. От предложенного виски, впрочем, он отказался. Вот уже двадцать лет Джин Бинош занимался татуировкой, гордился своей работой и говорил, что настоящие мастера на работе не пьют. По крайней мере виски.
Он выколол заказанную розу и приложил к ней кусок туалетной бумаги:
– Первую неделю берегитесь солнечных лучей и мойтесь без мыла. Хорошая новость – болеть перестанет уже вечером. Плохая – вы обязательно вернетесь, чтобы сделать еще одну.
И с ухмылкой добавил:
– They always do
[112]
.
– Мне хватит и этой, – ответил посетитель и, шатаясь, вышел.
23
Четыре тысячи футов и конец
Открылся люк. Ветер оглушительно свистел в уши. Харри сел перед люком на колени.
– Готов? – крикнули ему на ухо. – За кольцо дергай на четырех тысячах, потом начинай считать. Если через три секунды парашют не раскроется, значит, что-то не так.
Харри кивнул.
– Я пошел! – крикнул голос.
Он увидел, как ветер вцепился в одежду маленького человека, когда тот выбрался под крыло. Торчащие из-под шлема волосы развевались по ветру. Харри взглянул на наручный альтиметр. Чуть больше десяти тысяч футов.
– Еще раз спасибо! – крикнул он пилоту.
Тот обернулся:
– Всегда пожалуйста, коллега. Куда приятнее, чем фотографировать поля марихуаны!
Харри высунул из самолета правую руку. Вспомнил, как в детстве, проезжая летом по Гюдбрандсдалю до Ондалснеса, высовывал руку из машины, чтобы «полетать». И как ветер иногда подхватывал его ладошку.
Скорость ветра за бортом была потрясающей. Харри с трудом высунул наружу ногу, про себя приговаривая, как научил Джозеф: «Правая нога, левая рука, правая рука, левая нога». Он встал на подножку рядом с Джозефом. Обрывки облаков летели на них, пролетали мимо и через секунду были уже далеко. Внизу лежало пестрое покрывало из зеленых, желтых и коричневых лоскутков разных оттенков.
– Проверка! – крикнул Джозеф на ухо.
