Эпизод 34
Вена, 28 июня 1944 года
— Добрый вечер, meine Herrschaften.
[34]
Маленький щуплый администратор низко поклонился, Хелена ущипнула Урию за руку — тот не смог удержаться от смеха. Они смеялись всю дорогу, вспоминая, сколько же они наделали шуму. Когда оказалось, что из Урии никудышный водитель, Хелена потребовала, чтобы он останавливался всякий раз, когда на узкой дороге, ведущей к Гауптштрассе, появлялся встречный автомобиль. Но вместо этого Урия начал жать на гудок, так что водители жались к обочине или вовсе останавливались. По счастью, в Вене осталось не так много машин, поэтому к половине восьмого они добрались от Вейбурггассе до центра города целыми и невредимыми.
Администратор мельком взглянул на военную форму Урии и, огорченно наморщив лоб, посмотрел в книгу заказов. Из золотого сводчатого зала с белыми коринфскими колоннами и хрустальными люстрами доносился смех и гул разговоров, смешанный со звуками оркестра.
«В „Трех гусарах“ все по-прежнему», — с радостью подумала она. Ей показалось, что по этим трем ступенькам лестницы можно подняться в совершенно иной, волшебный мир, где бомбежкам и прочим неприятным вещам уже нет места. Частыми гостями здесь бывали Рихард Штраус и Арнольд Шёнберг, здесь собирались богатые, образованные и прогрессивные люди Вены. Настолько прогрессивные, что ей никогда даже в голову не приходило прийти сюда со своей семьей.
Администратор откашлялся. Хелена поняла, что ему не нравится ефрейторская форма Урии и, должно быть, смущает иностранное имя в книге.
— Ваш столик свободен, будьте любезны, следуйте за мной. — Он взял два меню, улыбнулся им дежурной улыбкой и семенящим шагом повел их внутрь. Ресторан был полон.
— Будьте так добры.
Урия удрученно улыбнулся Хелене. Им достался стол рядом с кухонной дверью, к тому же без скатерти.
— Кельнер подойдет к вам через минуту. — С этими словами администратор испарился.
Хелена посмотрела вокруг и засмеялась.
— Гляди, — сказала она. — Вот где на самом деле нам надо было сесть.
Урия обернулся. И действительно: прямо перед сценой кельнер уже собирался убрать посуду с освободившегося столика для двоих.
— Извини, — сказал он. — Думаю, нужно было сказать, что я майор, когда я звонил сюда. Я надеялся, что в сиянии твоей красоты не будет заметно, какого низкого я звания.
Она взяла его руку, и в это самое мгновение оркестр заиграл веселый чардаш.
— Они играют прямо для нас, — сказал он.
— Наверное. — Она опустила глаза. — Но если даже и нет, это ничего не меняет. Кстати, это цыганская музыка. Красиво, когда ее играют цыгане. Ты видишь здесь цыган?
Он покачал головой, не отрывая взгляд от ее лица, как будто хотел разглядеть каждую черту, морщинку, волосок.
— Они все куда-то пропали, — сказала она. — И евреи тоже. Ты веришь в то, что говорят?
— А что говорят?
— Про концентрационные лагеря.
Он пожал плечами.
— Об этом всегда говорят, когда идет война. Что до меня, я бы чувствовал себя в безопасности в тюрьме у Гитлера.
Музыканты запели на три голоса песню на каком-то странном языке, кто-то из слушателей подпевал.
— Что это? — спросил Урия.
— «Вербункош», — ответила Хелена. — Это солдатская песня, вроде той, норвежской, которую ты пел мне в поезде. Песня призывает молодых венгерских мужчин воевать за Ракоци.
[35]
Над чем ты смеешься?
— Над тем, что ты все это знаешь. Может, ты еще и понимаешь, о чем они поют?
— Немножко. Перестань смеяться. — Она фыркнула. — Беатриса — венгерка, она иногда пела мне эту песню, и я помню кое-что. В ней поется о забытых героях, идеалах и всем таком прочем.
— Забытых. — Он сжал ее руку. — И эту войну когда-нибудь так же забудут.
Кельнер, незаметно появившийся у столика, деликатно откашлялся, чтобы намекнуть о своем присутствии.
— Meine Herrschaften будут что-нибудь заказывать?
— Думаю, да, — ответил Урия. — Что вы нам сегодня посоветуете?
— Цыпленка.
— Цыпленка? Звучит великолепно. Может быть, вы принесете нам какое-нибудь хорошее вино? Хелена?
Хелена пробегала глазами меню.
— А почему здесь не указаны цены? — спросила она.
— Война, фройляйн. Цены каждый день разные.
— И сколько стоит цыпленок?
— Пятьдесят шиллингов.
Уголком глаза Хелена заметила, как Урия побледнел.
— Гуляш, — сказала она. — Мы только что пообедали, к тому же я слышала, что здесь прекрасно готовят венгерские блюда. Урия, не хочешь тоже попробовать? Два обеда за один день будет слишком тяжело.
— Я… — начал Урия.
— И легкого вина, — сказала Хелена.
— Два гуляша и легкое вино, — поднял брови официант.
— Совершенно верно. — Она вернула ему меню и обаятельно улыбнулась. — Кельнер!
Она посмотрела на Урию. Когда официант исчез в коридоре, они прыснули со смеху.
— Ты с ума сошла, — смеялся Урия.
— Я? Не я же приглашала на обед в «Трех гусар», когда в моем кармане не было и пятидесяти шиллингов!
Он достал платок и наклонился к ней.
— Знаете что, фройляйн Ланг? — Он осторожно вытер выступившие от смеха слезы на ее глазах. — Я вас люблю. В самом деле люблю.
В это мгновение послышалась сирена воздушной тревоги.
Когда позже Хелена вспоминала этот вечер, она постоянно задавалась вопросом, действительно ли бомбы падали в тот раз чаще обычного и правда ли, что, не пойди они тогда к собору Святого Стефана, все могло бы быть и по-другому. И хотя последняя ночь, которую они вместе провели в Вене, подернулась флером невероятно, это не мешало ей в холодные дни согревать свое сердце воспоминаниями. И она могла каждый раз вспоминать одно и то же крохотное мгновение той летней ночи, и когда-то это заставляло ее смеяться, когда-то — плакать, и она никогда не понимала почему.
Когда завыла сирена воздушной тревоги, остальные звуки замерли. На секунду весь ресторан застыл в молчании, потом под золочеными сводами послышались ругательства.
— Сволочи!
— Проклятье! Еще только восемь часов.
Урия покачал головой.
— Англичане что, с ума сошли? — сказал он. — Еще даже не стемнело.
