— О чем?
— Ты видела забронированный за нами номер в этом отеле?
Эуд-Хильде снова засмеялась и ответила, что нет, не видела.
Эпизод 38
Тренажерный центр «САТС», Ила, 2 марта 2000 года
Харри тяжело крутил педали и потел. В зале было восемнадцать суперсовременных велотренажеров, на всех сидели дородные, красивые горожане и смотрели на немые телеэкраны под потолком. Харри глядел на Элизу в «Последнем герое». Она двигала губами, говоря, что не может выгнать Поппе. Харри знал это. Он уже смотрел эту серию.
«That don't impress me much»
[37]
— раздалось из колонок.
«Меня тоже», — подумал Харри, которому не нравились ни громкая музыка, ни звук собственного тяжелого дыхания. Он мог бы ходить бесплатно в полицейский тренажерный зал, но Эллен убедила его записаться в центр «CATC». На такое он еще мог пойти, но когда она попыталась записать его на аэробику, он сказал «стоп!». Двигаться под попсовую музыку в толпе людей, которым эта музыка нравится, и слушать, как инструктор с нервной ухмылкой подбадривает фразочками вроде: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда!» — все это казалось Харри непостижимым добровольным унижением. Главным преимуществом центра «CATC» было то, что здесь можно было одновременно тренироваться и смотреть «Последнего героя», и еще не видеть Тома Волера, который большую часть свободного времени проводил в полицейском тренажерном зале. Оглядев зал, Харри отметил, что и сегодня здесь нет никого старше него. В основном здесь были девушки, которые слушали плееры и время от времени бросали взгляд в его сторону. Нет, они смотрели не на него — просто рядом с ним, в сером свитере с капюшоном и без единой капли пота на лбу, сидел самый известный в Норвегии комик. На панели спидометра перед Харри высветилось сообщение: «Отличный темп!»
«И отвратительная одежда», — подумал Харри и посмотрел на свои растянутые, грязные спортивные штаны, которые ему постоянно приходилось подтягивать, потому что мобильник на поясе вечно тянул вниз. А стоптанные кроссовки «Адидас» были староваты, чтобы выглядеть модными, но недостаточно, чтобы казаться хипповыми. Футболка с Джоем Дивисоном, некогда выглядевшая вполне благопристойно, сейчас говорила лишь о том, что ее владелец уже давно не ориентируется в мире музыки. Но всю меру своей нелепости Харри ощутил, лишь когда раздался жуткий писк и на него обратились все семнадцать взглядов — включая взгляд комика. Харри отцепил с пояса маленькую черную адскую машинку:
— Холе.
«Okay, so you're a rocket scientist, that don't impress…»
[38]
— Это Юль. Я вам помешал?
— Нет, это просто музыка.
— Вы дышите, как загнанная лошадь. Перезвоните мне, когда почувствуете себя лучше.
— Я чувствую себя прекрасно. Просто я в тренажерном зале.
— Хорошо. У меня для вас хорошие новости. Я прочитал ваш отчет из Йоханнесбурга. Почему вы не сказали мне, что он бывал в Зеннхайме?
— Урия? Это так важно? Я даже не был уверен, что правильно записал название, я перерыл весь атлас Германии, но никакого Зеннхайма не нашел.
— Вначале отвечу на вопрос: да, это важно. Если у вас еще есть сомнения в том, что человек, которого вы ищете, — бывший легионер, можете их отбросить. Это точно на сто процентов. Зеннхайм — маленький городок, и если норвежцы когда-нибудь бывали там, то это было в войну. Там они проходили обучение перед тем, как отправиться на Восточный фронт. А в атласе Германии вы его не нашли, потому что Зеннхайм не в Германии, а во французской провинции Эльзас.
— Но…
— В ходе истории Эльзас принадлежал то Франции, то Германии, поэтому там и говорят по-немецки. То, что этот человек бывал в Зеннхайме, существенно сужает круг поиска. Там обучались только солдаты полков «Нурланн» и «Норвегия». Что еще лучше — я могу дать вам имя человека, который был в Зеннхайме и наверняка захочет вам помочь.
— Даже так?
— Бывший солдат полка «Нурланн». Он добровольно перешел в Сопротивление в сорок четвертом.
— Вот это да!
— Он вырос на одиноком хуторе, его родители и братья были убежденными квислинговцами, они и заставили его пойти добровольцем на фронт. Он никогда не был настоящим нацистом, и в тысяча девятьсот сорок третьем бежал под Ленинградом. В скором времени попал в плен к русским, потом некоторое время сражался на их стороне, а затем через Швецию перебрался в Норвегию.
— И вы ему доверяете?
Юль рассмеялся:
— Абсолютно.
— А что в этом смешного?
— Это долгая история.
— Время у меня есть.
— Мы ему приказали ликвидировать кое-кого из его семьи.
Харри перестал крутить педали.
— Когда мы встретили его в Нурмарке, к северу от Уллеволсетера, то сначала не поверили в его историю, думали, что он засланный, и хотели его расстрелять. Но у нас были свои люди в полицейском архиве в Осло, и они, проверив его историю, сказали, что он действительно пропал на фронте и подозревался в дезертирстве. Информация о его семье подтверждалась, у него были с собой документы, которые удостоверяли, что он тот, за кого себя выдает. Но все это, конечно, могло быть сфабриковано немцами, и мы решили устроить ему проверку.
Пауза.
— И что? — спросил Харри.
— Мы оставили его в лесном домике, рядом не было ни наших, ни немцев. Кто-то предложил приказать ему ликвидировать кого-нибудь из его братьев-фашистов. Главное было увидеть, как он на это отреагирует. Когда ему давали приказ, он не проронил ни слова, а когда мы пришли к нему на следующий день, он куда-то пропал. Мы были уверены, что он сбежал, но через два дня он снова появился. На вопросы, где он был, отвечал, что в родном доме, в Гюдбрансдале. Несколько дней спустя оттуда пришли вести: одного брата нашли в амбаре, другого — в конюшне, родители лежали в гостиной.
— О господи, — сказал Харри. — Да он ненормальный.
— Конечно. Мы все были ненормальными. Такими нас сделала война. Мы не вспоминали об этом случае ни тогда, ни потом. И прошу вас, вы тоже…
— Разумеется, я не буду. Где он живет?
— Здесь, в Осло. По-моему, в районе Холменколлена.
— И как его зовут?
— Фёуке. Синдре Фёуке.
— Хорошо. Я с ним поговорю. Спасибо, Юль.
На экране крупным планом возник плачущий Поппе, который слал привет своей семье. Харри снова прицепил телефон на пояс, подтянул штаны и пошел взвешиваться.
«…Whatever, that don't impress me much…»
[39]
