Книга Не было печали [= Богиня мести ], страница 111. Автор книги Ю Несбе

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Не было печали [= Богиня мести ]»

Cтраница 111

— Трудно сказать, — произнесла она. — Это беллетристика?

— И да, и нет, — ответил Харри. — Мы думаем, что автор — убийца Анны.

— Так, выходит, это мужчина.

Харри уперся взглядом в столешницу, и она бросила на него быстрый взгляд. Красивым его не назовешь, но что-то притягательное в нем было. Она сразу — как ни невероятно это звучит — уловила это, как только увидела его лежащим на лестничной площадке перед своей квартирой. Возможно, потому что она выпила рюмкой «Контро» больше, чем обычно, но он показался ей таким смирным, почти красивым, словно спящий принц, которого кто-то положил перед ее дверью. Вещи, вывалившиеся у него из карманов, валялись вокруг и на площадке, и на ступеньках. Она подобрала их одну за одной и даже заглянула в бумажник, где нашла его карточку с адресом и именем.

Харри поднял глаза, и она тут же отвела свои. Нравился ли он ей? Безусловно. Проблема в том, что она ему не нравится. Истерические всхлипы. Беспричинный страх. Приступы рыданий. Ему такие не нужны. Ему нужны такие, как Анна Бетсен. Такая, как Рамона.

— Вы уверены, что не узнаете ее? — медленно спросил он.

Она с ужасом поглядела на него. И только теперь заметила, что он держит в руке фотографию. Он уже раньше показывал ее. Женщина и двое детей на пляже.

— В ночь убийства, например? — настаивал он.

— Никогда в жизни не видела ее, — твердо ответила она.


Снова пошел снег. Крупные мокрые снежинки грязно-серого цвета падали на бурую землю на пространстве между Управлением полиции и «Ботсеном». В кабинете Харри ожидала записка от Вебера. Содержание записки укрепило его в подозрении, которое, собственно, и заставило его посмотреть на письма под иным углом зрения. И тем не менее короткая, но емкая записка Вебера вызвала у него шок. Своего рода ожидаемый шок.

Остаток дня Харри провел, сидя на телефоне и то и дело бегая к факсу и обратно. В промежутках он размышлял. Складывал камень на камень, стараясь не думать о том, что он хочет найти. Но картина вырисовывалась слишком отчетливая. Эта дорога могла вести то вверх, то вниз или извиваться, сколько ей заблагорассудится, но, как и всякая другая такая дорога, в конце она должна была привести к началу.

Когда Харри закончил, ему почти все стало ясно. Он откинулся на спинку конторского стула, но триумфатором себя не чувствовал, только ощущал пустоту внутри.

Ракель ни о чем не спросила, когда он позвонил ей и сказал, чтоб сегодня она его не ждала. Потом он поднялся в столовую и вышел на балкон, где двое курильщиков дрожали от холода. Глубоко под ними в ранних осенних сумерках мигали городские огни. Харри закурил сигарету, провел рукой по кирпичному верху балконной решетки и начал лепить снежок, сжимая его все сильнее и сильнее, пока между пальцев не потекла вода. Тогда он бросил его в сторону города и земли и проследил глазами, как блестящий снежный шарик ускорялся во время полета, пока не исчез из виду на серо-белом фоне.

— У меня был одноклассник по имени Людвиг Александер, — громко сказал Харри.

Пританцовывающие на холоде курильщики повернулись к старшему инспектору.

— Он играл на пианино, и его прозвали Диезом. Просто потому, что как-то на уроке пения он имел глупость во всеуслышание заявить учительнице, что его любимая тональность диез. Когда наступала зима, мы на каждой перемене играли с параллельным классом в снежки. Диез отнекивался, но мы его заставляли. Использовали в роли пушечного мяса. Сам он бросал снежки так, что они едва перелетали на сторону противника. А в его рядах был Руар, крепкий такой пацан, он в гандбол за «Уппсаль» играл. Обычно он смеха ради принимал снежки Диеза головой, а потом своими меткими, сильными бросками разукрашивал ему лицо в кровь. Но однажды Диез слепил снежок вокруг камня и бросил его так высоко, как только мог. Руар прыгнул смеясь и отбил его головой. Звук раздался такой, будто камень ударился о камень, лежащий на мелководье, такой жесткий и мягкий одновременно. В тот день я единственный раз видел «скорую» в школьном дворе.

Харри глубоко затянулся.

— В учительской целыми днями судили и рядили, заслуживает ли Диез наказания. Но ведь он ни в кого снежком не метил, и вопрос только в том, следует ли наказывать человека, который просто-напросто не учел, что один идиот ведет себя по-идиотски.

Харри затушил окурок и вошел внутрь.


Время перевалило за половину четвертого. Злой ветер еще прибавил в силе на открытом пространстве между Акерсельвой и станцией метро на площади Гренландии, где школьников и пенсионеров в качестве пассажиров начали сменять люди с замкнутыми лицами и при галстуках, торопящиеся домой после работы. Харри врезался в одного из них, когда бежал вниз по лестнице, и услышал брошенное ему вслед ругательство, эхом отразившееся от кирпичных стен. Он остановился перед кабинкой между туалетами. В кабинке сидела та же самая пожилая женщина.

— Мне надо поговорить с Симоном, немедленно.

Она посмотрела на него холодными карими глазами.

— Его нет в Тойене, — сказал Харри. — Все уехали.

Женщина непонимающе пожала плечами.

— Скажи, что его Харри спрашивает.

Она покачала головой и сделала знак рукой, чтобы он уходил.

Харри приблизился вплотную к разделявшему их стеклу:

— Скажи, это спиуни герман.


Симон предпочел Энебаккевейен длинному туннелю через Экеберг.

— Не люблю туннелей, понимаешь, — объяснил он, когда они тащились в сторону скал в предвечерней пробке.

— Так, значит, двое братьев, что перебрались в Норвегию и выросли вместе в одном вагончике, стали недругами, потому что полюбили одну девушку, — сказал Харри.

— Мария из очень почтенной семьи ловарра. Они обосновались в Швеции, где ее папа был булибас. Она вышла замуж за Стефана и переехала с ним в Норвегию, когда ей только исполнилось тринадцать, а ему восемнадцать. Стефан до смерти любил ее. Как раз в это время Расколь скрывался в России, понимаешь. Не от полиции, а от косовских албанцев, орудовавших в Германии. Они считали, что он кинул их по бизнесу.

— По бизнесу?

— Они нашли пустой трейлер на автобане под Гамбургом, — улыбнулся Симон.

— Но Расколь вернулся?

— В один прекрасный майский день он объявился в Тойене. Тогда-то они с Марией и увидели друг друга впервые, — Симон засмеялся. — Господи, какими взглядами они обменивались! Я даже на небо посмотрел, думал, сейчас гроза разразится, так воздух наэлектризовался.

— Они влюбились друг в друга?

— В одночасье. На глазах у всех. Некоторые женщины даже стыдливо отвернулись.

— Но если это было так очевидно, родственники, наверное, как-то отреагировали.

— Да нет, никто не думал, что это так опасно. Не забудь, что мы женимся раньше вас, понимаешь. Мы не в силах сдерживать молодежь. Они влюбляются. Тринадцать — ты можешь себе представить…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация