— Нам известно, что ты держишь тут притон, — сказал полицейский.
— Я держу гостиницу, все абсолютно легально, и все документы у меня в порядке. Желаете взглянуть? — Бёрре показал пальцем на крошечный кабинетик позади стойки.
Полицейский покачал головой:
— Ты сдаешь комнаты проституткам и их клиентам. Это запрещено законом.
— Послушайте… — Бёрре сглотнул слюну. — Что там делают постояльцы моей гостиницы в своих номерах, меня совершенно не касается.
— Зато меня касается, — повысил голос полицейский. — Посмотри-ка на фотографию еще раз.
Бёрре посмотрел. Снимок, видимо, был сделан несколько лет назад, потому что на нем «этот парень» выглядел значительно моложе. Молодой, беззаботный, глаза веселые.
— Насколько мне известно, — осторожно напомнил Бёрре Хансен, — проституция в Норвегии не запрещена.
— Точно, — ответила женщина. — Зато держать бордель запрещено.
Бёрре Хансен сделал все возможное, чтобы придать лицу выражение оскорбленной невинности.
— Сотрудники полиции, — скучающе забубнил полицейский, глядя мимо Бёрре, — регулярно обязаны проверять, как выполняются правила по ведению гостиничного бизнеса. Из всех ли номеров есть запасный выход на случай пожара…
— Надлежащим ли образом ведется регистрация клиентов, не являющихся гражданами Норвегии, — подхватила женщина.
— Имеется ли специальный факс для приема информации из полицейского управления…
— Как заполняются бумаги для налогового управления…
Ага, горячо. И тут полицейский нанес решающий удар:
— Мы собираемся послать запрос в Управление по экономическим преступлениям, чтобы они проверили вашу бухгалтерию, особенно в отношении тех лиц, которых наши агенты видели здесь за последние недели.
Бёрре Хансен задрожал. Наташа. Аренда за квартиру. А при воспоминании о ледяных темных зимних вечерах, проведенных на чужих лестничных клетках с Библией под мышкой, у него прямо сердце зашлось.
— Или можем ничего не посылать, — раздался голос полицейского. — Учитывая, в каких стесненных обстоятельствах приходится работать полиции: людей у нас не так-то много. Не так ли, Братт?
Женщина кивнула.
— Он снимает тут комнату два раза в неделю, — выдавил Бёрре Хансен. — Всегда один и тот же номер. Проводит там весь вечер.
— Весь вечер?
— К нему приходит много гостей.
— Чернокожих или белых? — спросила женщина.
— Чернокожие. Только чернокожие.
— Сколько?
— Не знаю. По-разному. Восемь. Двенадцать.
— Одновременно? — удивилась женщина.
— Нет, по отдельности. Иногда парами. Но они и по улицам ходят чаще парочками.
— Ну ни фига себе! — вырвалось у мужика.
Бёрре Хансен кивнул.
— Под каким именем он у вас записывается?
— Не помню.
— В книге регистрации-то мы его наверняка найдем, не так ли? И в бухгалтерских документах.
У Бёрре Хансена рубашка под белым пиджаком взмокла на спине от пота.
— Они называют его «доктор Уайт». В смысле, те дамочки, которые его тут ищут.
— А он врач?
— Не знаю. Он… — Бёрре помедлил: не хотел ляпнуть лишнего. Но, с другой стороны, надо было продемонстрировать готовность к сотрудничеству. К тому же клиента этого он наверняка уже потерял. — У него с собой всегда такой большой докторский чемоданчик. И он просит… дополнительные полотенца.
— Ого! — воскликнула женщина. — А вот это уже интересно. Кровь на полотенцах не замечали?
Бёрре не ответил.
— При уборке номера, — уточнил полицейский. — А?
Бёрре вздохнул:
— Ну, не много. Не больше, чем…
— Обычно? — с издевкой спросила женщина.
— Я не думаю, что он их там режет, — огрызнулся Бёрре Хансен, но тут же пожалел о сказанном.
— Почему не думаете? — Полицейский спросил, как выстрелил.
Бёрре пожал плечами:
— Тогда бы они к нему больше не приходили.
— Так. А приходят к нему только женщины?
Бёрре кивнул. Но полицейский успел заметить, как напряглись мускулы шеи Бёрре, как дрогнул слезящийся покрасневший глаз.
— Мужчины? — продолжал он допрос.
Бёрре покачал головой.
— Мальчики? — вмешалась женщина, ни в чем не отстававшая от коллеги.
Бёрре Хансен снова покачал головой, но в позе его больше не чувствовалось уверенности.
— Дети, — догадался мужик и нагнул голову, как будто собирался Бёрре забодать. — Дети к нему ходили?
— Нет! — вскричал Бёрре, почувствовав, как пот струйками пополз по всему телу. — Никогда! Такого я никогда не позволю. Дети приходили, да… Всего пару раз, но к нему они так и не зашли: я вышвырнул их на улицу!
— Африканцы? — спросил мужик.
— Да.
— Мальчики или девочки?
— И те и другие.
— Они приходили сами? — спросила Катрина.
— Нет, вместе с женщинами. Мамашами, как я понял. Но я ж сказал: не пустил я их к нему в номер.
— Говоришь, он бывает тут по вечерам дважды в неделю. В одно и то же время?
— По вторникам и четвергам. С восьми до одиннадцати. Никогда не опаздывает.
— Ну что ж, — неторопливо проговорил полицейский. — Спасибо за помощь.
Бёрре выдохнул и почувствовал в ногах такую боль, словно он все это время стоял на цыпочках.
— Не за что. — Он попытался улыбнуться, но вышла у него гримаса.
Полицейские направились к выходу. Бёрре понимал, что язык сейчас лучше бы попридержать, но знал и то, что, не спроси он их о самом важном, спать спокойно уже не сможет.
— Так мы договорились?.. — дрогнувшим голосом обратился он к их спинам.
Полицейский обернулся, и его бровь удивленно поползла вверх:
— О чем?
— Ну… об этой… — сглотнул Бёрре, — проверке.
Полицейский потер подбородок:
— А что, разве вы что-то утаиваете от органов?
Бёрре захлопал глазами, услышал собственный громкий и нервный смех, а сам уже лепетал:
— Нет-нет, разумеется, нет! Ха-ха! Тут все в полнейшем порядке.
— Вот и славно. Значит, если проверка и нагрянет, вам бояться нечего. А вообще-то инспекция — не моя епархия.
Они вышли, оставив Бёрре с открытым ртом: он, видно, хотел сказать что-то протестующее, да так ничего и не придумал.
