— «Под»? — фыркнула «М» и откинула сверкающие волосы за спину. — Тогда мы подождем, когда вам привезут зебру.
— Зебра тоже ненатуральная. — Сильвия улыбнулась ей, как ребенку, которому объясняют, что луна вовсе не сделана из сыра.
— Ах вот как. — «М» кисло растянула ярко накрашенные губы и взяла Арве под локоть. — Тогда спасибо.
Ему не нравилась манера «М» выходить вместе в свет и демонстрировать их отношения, а привычка цепляться за локоть и вовсе раздражала. Возможно, в тот раз она это заметила, по крайней мере, руку отпустила. Он посмотрел на часы и сказал:
— Ой, у меня же встреча.
— А как же обед? — «М» посмотрела на него, изобразив на лице удивление, которое на самом деле скрывало досаду.
— Я тебе позвоню, — заверил он.
Она позвонила ему. Стёп закончил лекцию всего тридцать минут назад и теперь сидел в такси, которое плелось за снегоуборочной машиной, откидывавшей грязный снег на обочину.
— Я сидела прямо перед вами, — сказала трубка ее голосом. — Хочу поблагодарить за лекцию.
— Надеюсь, никто не заметил, как я на вас глазел, — победоносно рявкнул он, перекрикивая скрежет железного ковша.
Она тихо рассмеялась.
— Планы на вечер? — спросил Арве Стёп.
— Да так, — ответила она, — ничего такого, чего нельзя было бы отменить.
Прелестный голос. Прелестные слова.
Остаток дня он провел, расхаживая по квартире и думая о ней, представляя, как трахнет ее на комоде в прихожей, чтобы она билась затылком о картину Герхарда Рихтера, которую он купил в Берлине. Вот это и есть самое лучшее, думал он, — ожидание.
В восемь часов она позвонила в домофон. Он ждал у двери. Слушал, как в шахте лифта звучит металлическое лязгающее эхо, — так заряжают оружие. Ее голос становился все слышнее — она напевала. Кровь запульсировала у него в члене.
И вот она стоит в дверях. У него было такое чувство, как будто ему влепили пощечину.
— Вы кто? — удивился Стёп.
— Стине, — ответила она, и по ее улыбающейся нетерпеливой мордочке пробежало недоумение. — Я вам звонила…
Он оглядел ее с головы до ног и даже прикинул все возможности — это иногда подстегивало его похоть, — но эрекция угасала, и он отбросил эти мысли.
— Простите, я не успел вас предупредить, — сказал он. — Меня срочно вызвали на встречу.
— На встречу? — переспросила она, даже не пытаясь скрыть разочарования.
— Кризисная ситуация. Я вам перезвоню.
Он стоял у двери, слушая, как двери лифта открылись и закрылись вновь. А потом рассмеялся. Он смеялся оттого, что теперь он вряд ли встретит темноволосую красотку из первого ряда.
Через час Стёп увидел Сильвию снова. Он как раз пообедал в одиночестве, купил новый костюм, который сразу надел, и раза два прошелся мимо лавки «Вкус Африки», в это время скрывавшейся в тени, в стороне от палящего солнца. На третий раз зашел внутрь.
— Вернулись? — улыбнулась Сильвия Оттерсен.
Как и час назад, она была одна в своей темной лавке.
— Мне понравились подушки, — соврал он.
— Да, они симпатичные, — ответила она и провела рукой по искусственной коже «под антилопу».
— А что еще вы мне можете показать? — спросил он.
Она положила руку на бедро:
— Смотря что вам интересно.
Он ответил, чувствуя, как дрожит голос:
— Я бы взглянул на то, что у тебя между ног.
И он трахнул Сильвию в задней комнате — она была не против и даже не позаботилась запереть дверь в лавку.
Арве Стёп кончил почти сразу. Опасность запретного секса тоже подстегивала его похоть.
— Мой муж торгует в лавке по вторникам и средам, — предупредила Сильвия Оттерсен, когда он уже уходил. — Как насчет четверга?
— Возможно, — ответил он, разглядывая свежее пятно на новом костюме.
Когда Бирта позвонила, снежные хлопья в панике кружились над офисными зданиями на Акер-Брюгге. Она сказала: «Очевидно, вы дали мне визитку, чтобы я с вами связалась». Случалось, Арве Стёп спрашивал себя, зачем ему все эти женщины, все эти тёлки, секс, похожий на ритуальную капитуляцию. Разве мало побед он одержал за свою жизнь? Может, в нем говорит страх старости, ему кажется, что, погружаясь в водоворот этих девиц, он сможет уворовать себе немного их молодости? И откуда этот дикий темп, как будто он ведет битву за урожай? Может, это из-за болезни, которая жила в нем? Оттого что он понимал, что однажды перестанет быть самим собой? Ответов на эти вопросы у него не было. Да и зачем они ему? В тот же вечер он слушал низкие, почти мужские стоны Бирты, которая билась головой о картину Герхарда Рихтера, купленную им в Берлине.
Едва Арве Стёп успел излить свою зараженную сперму, как дверной колокольчик возвестил о том, что в лавку кто-то зашел. Он попытался высвободиться, но Сильвия Оттерсен прильнула еще ближе и только крепче вцепилась в него. Он вырвался и резко натянул брюки. Сильвия слезла со стойки, поправила легкую юбку и пошла к покупателю. Арве Стёп метнулся к полке с безделушками и, повернувшись спиной, застегнул брюки. Сзади мужской голос извинялся за то, что опоздал, потому что не мог найти место для парковки, а Сильвия резко отвечала, что он должен был подумать об этом заранее: летние отпуска в разгаре, все на машинах, теперь она опаздывает на встречу к сестре, так что пускай он сам займется с покупателем.
— Могу я вам помочь? — услышал Арве Стёп мужской голос у себя за спиной.
Он повернулся и увидел костлявого человека с неестественно большими глазами за круглыми стеклами очков. Из ворота фланелевой рубашки торчала длинная шея — мужчина напомнил Стёпу аиста.
Стёп увидел, как Сильвия вышла из лавки. Юбка слегка задралась, и были видны капли, стекающие к коленям и оставляющие мокрые следы. До него дошло: она знала, что это чучело гороховое, судя по всему, ее муженек, должен вот-вот появиться. То есть она хотела, чтобы он их застукал.
— Спасибо, не надо, — ответил Арве Стёп и направился к двери.
Арве Стёп иногда пытался представить себе, какова будет его реакция, если он узнает, — что одна из них забеременела. Будет ли он настаивать на аборте или, напротив, на том, чтобы оставить ребенка? Единственное, в чем он был уверен, — что настаивать на чем-то будет непременно: позволять принимать решение кому-то, кроме себя, — не в его правилах.
Бирта Беккер говорила, что предохраняться им вовсе не обязательно, потому что детей у нее быть не может. И вот, когда спустя три месяца и шесть «трахов» она, сияя, сообщила ему о беременности, он понял, что ребенка она хочет родить, и в панике немедленно принялся настаивать на обратном.
— У меня знакомый врач в Швейцарии, — сказал он. — Никто ни о чем не узнает.
